Форум для творческих людей "Незабудка"

Объявление

Приветствую вас на своём форуме!Пока мы ещё официально не открыты,но вы всё равно можете регестрироваться!Я вам всегда рада!Откроемся,надеюсь к Новому Году.

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Форум для творческих людей "Незабудка" » Ваши дети » Психология.Мы и наши дети.Б.Л. Никитин


Психология.Мы и наши дети.Б.Л. Никитин

Сообщений 1 страница 8 из 8

1

ПРЕДСКАЗАНИЯ НЕ СБЫВАЮТСЯ

     
    Было время, когда нас пугали: дети ваши "из болезней не будут
    вылезать", и "руки-ноги они обязательно себе переломают", и "в
    школе им будет трудно учиться", и "вырастут они
    недисциплинированными", и "на шею вам скоро сядут" и т. д. и т
    п., и все из-за того, что слишком уж странными, непривычными
    казались многим наши методы воспитания, наш образ жизни.
     
    Зачем все эти спортснаряды и таблицы в комнате? Зачем читать в
    три года? Зачем босиком по снегу? Зачем все эти фокусы? Вы
    искалечите детям жизнь!
     
    Шли годы, дети подрастали один за другим, а страшные прогнозы не
    сбывались. Болели они редко, простуды им вовсе были не страшны,
    а инфекционные болезни они переносили легко, чаще всего без
    лечебных процедур и лекарств. Годам к трем они становились
    крепкими, сильными и ловкими, даже сбитого носа мы у них не
    видели, а вывихов или переломов ни у кого из них не было ни разу
    за все 18 прошедших лет.
     
    И в школе им учиться совсем не трудно: за домашними заданиями не
    засиживаются, а учатся в основном на "четыре" и "пять". Школу
    кончают раньше срока на год-два-три ("перескакивая" через
    классы), и никаких хлопот не доставляют нам с поступлением в
    средние или высшие учебные заведения: ни особых условий, ни
    протекций, ни репетиторов, как и должно быть.
     
    От работы не бегут: старший уже в 14 лет летом работал
    почтальоном, а в 16 лет был принят на должность техника в
    лабораторию и проработал два года, получив перед поступлением в
    институт четвертый разряд регулировщика радиоэлектронной
    аппаратуры. И чем старше становятся наши ребята, тем чаще мы
    слышим похвалы в их адрес: "Хорошие у вас помощники растут". Да,
    косые взгляды сменяются теперь доброжелательными улыбками, а
    недоумение и раздражение -- интересом, письма, гости, встречи,
    лекции -- и уйма самых разных вопросов и просьб:
     
    -- Расскажите, как и чем вы занимаетесь с детьми... Покажите
    свои игры, учебные пособия, мастерскую, спортивные снаряды...
    Напишите о том, как вы обращаетесь с новорожденным...
    Пожалуйста, о закаливании!.. И о своих ошибках не забудьте,
    чтобы их не повторить нам...
     
    И среди других обязательный вопрос:
     
    -- А откуда вы все это взяли? Как не побоялись воспитывать детей
    так необычно?

          КАК МЫ НАЧИНАЛИ

     
    Иногда считают, что мы все обдумали заранее, наметили, так
    сказать, план действий, а потом уж стали его осуществлять в
    жизни. Ну и наделали бы мы беды, если бы так случилось -- мало
    ли ломается ребячьих судеб из-за тщеславных замыслов их
    родителей и педантичного проведения их в жизнь. Да, многое в
    нашей жизни сложилось иначе, чем у других, и все это не само
    собой, а по нашей доброй воле (и тоже, конечно, не без тайных
    надежд на это самое-самое... -- кто из родителей этим не
    переболел?!), но никаких заранее намеченных планов у нас и быть
    не могло по той простой причине, что мы оба о дошкольном детстве
    представление имели довольно примитивное, а о младенческом
    возрасте вообще ничего почти не знали.
     
    Мы, конечно, могли обложиться учебниками, популярными брошюрами,
    учеными трудами и, проштудировав их, отобрать, наметить... и т. д.
    Но тогда, к счастью, это оказалось нам не под силу:
    загруженность работой, неблагоустроенное жилье, бытовые заботы
    отнимали все время. Мы добрались до книг всерьез лишь тогда,
    когда у нас было уже двое сыновей, четыре или пять исписанных
    толстых тетрадей с результатами наблюдений за ними и уйма самых
    житейских, а не теоретических проблем.
     
    Признаемся и еще в одном нашем "грехе": мы сами по себе люди не
    очень организованные и к планам тяготения не испытываем. И в
    данном случае это оказалось полезным: нам не понадобилось
    подгонять жизнь под свои намерения и установки. Так мы
    убереглись от одной крайности в воспитательном деле -- излишне
    жесткого руководства этим сложным и тонким процессом. А другая
    крайность -- равнодушие -- нам не грозила: мы оба задолго до
    знакомства друг с другом увлекались проблемами воспитания. Мы и
    встретились-то (вот судьба!) на совещании, посвященном
    "Программе воспитательной работы в школе". Случай усадил нас
    рядом, но разговорились мы уже не случайно: оба жили учениками,
    школой и ее многочисленными бедами, оба мечтали о
    преобразованиях в школьном деле, много думали об этом. Мы
    начинали свою семейную жизнь единомышленниками -- это и
    послужило основой для всего, что было дальше. Конечно, впрямую
    школьные проблемы с заботами о новорожденном не связывались. Это
    лишь потом мы обнаружили между ними самую тесную связь, а тогда
    и не догадывались об этом, зато твердо знали, что в школу дети
    уже приходят очень разные по уровню развития и от этого зависит
    их дальнейшая школьная жизнь. Значит, много надо сделать до
    школы, но не с пеленок же начинать!
     
    Когда родился наш первенец, мы просто радовались ему и любили
    каждую свободную минутку быть с ним: играть, разговаривать,
    смотреть на него и удивляться всему. Он чихнул! Он нахмурился!
    Он улыбнулся! Кому из родителей не знакомо это ощущение чуда,
    имя которому Мой Ребенок! Но вскоре к этой родительской радости
    прибавилось любопытство. Почему он плачет по-разному? Почему он
    напружинивается, когда берешь его прохладными руками? Почему он
    сопротивляется надеванию чепчиков? И т. д. и т. п. А сынишка
    рос, и вопросов этих все прибавлялось. Мы стали записывать свои
    наблюдения, и одновременно предоставляли малышу все больше
    свободы действий, дали ему возможность самому определять,
    например, сколько ему есть, когда спать, как долго гулять, -
    словом, во многом доверились природе. И наблюдали, и записывали
    все, что казалось нам наиболее интересным а потом сопоставляли
    записанное с тем, что к тому времени удалось уже прочитать, И
    обнаруживали интереснейшие вещи: малыш, оказывается, мог
    гораздо больше, чем об этом было написано в популярной
    литературе. Это поразило нас и вызвало еще больший интерес к
    сынишке. А когда родился еще сын, мы с самого начала пробовали
    обращаться с ним так, как научил нас его старший братик: давали
    ему пальцы, чтобы он мог уцепиться за них своими крошечными
    пальчиками, и в первую же неделю он мог висеть на них несколько
    секунд. С первого месяца стали его держать над горшочком,
    избавили его от всяких платков и чепчиков и разрешили ему лежать
    голеньким сколько захочет...

          Споры, ссоры

     
    Первыми, кто был возмущен таким "варварским" отношением к
    ребенку, были, конечно, наши бабушки, которые тогда жили вместе
    с нами и просто видеть спокойно не могли голого младенца. Но мы
    не уступали их натиску. Малыши были веселы, спокойны, энергичны,
    не болели, легче переносили диатез, и мы настаивали на своем. А
    на нас уже косо стали посматривать соседи. Прохожие на улицах,
    когда мы шли с непривычно легко одетыми малышами, осуждающе
    бросали нам в спину:
     
    -- Сами-то в шубах, а детей заморозить хотите?
     
    Пришлось нам подравниваться под малышей, мы стали одеваться тоже
    полегче, но реплик от этого не убавилось:
     
    -- Смотри-ка, ребенок едва поспевает, бежит за ним, а он хоть бы
    шаг поубавил.
     
    -- Ушки, ушки-то ему прикройте -- застудите!
     
    -- Что же ты, мать, ему головку-то не прикроешь -- напечет ведь.
     
    Мы же твердо придерживались правила: считаться только с
    самочувствием малыша и в своих действиях исходить прежде всего
    из него. Вот здесь мы и допустили первую серьезную ошибку:
    внимательно наблюдая за детьми, мы не всегда обращали внимание
    на самочувствие окружающих и, конечно, были за это наказаны
    градом новых замечаний, наставлений, упреков.
     
    А ребятишки тем временем росли. Кто-то из знакомых подарил
    полуторагодовалому Алеше кубики с буквами. Ну буквы-то ему еще
    ни к чему, подумали мы, но кубиков у сына не отобрали. И были
    немало удивлены, когда обнаружили месяца через три, что Алеша-то
    наш уже узнает с десяток букв. К двум годам он уже знал чуть ли
    не весь алфавит, а в два года восемь месяцев прочитал первое
    слово. Для самого Алеши это было как будто так и надо, а для нас
    это стало целым открытием: так вот уже когда человек может
    читать! А как же в остальном? Так начались наши пробы не только
    с обучением грамоте, но и в физическом развитии малышей, в
    овладении различными движениями и даже в укреплении их здоровья.
    Пробы эти были чаще всего чисто интуитивными попытками
    разобраться, что малыш уже может. Мы ведь не знали, что ему по
    силам, что уже можно, а чего нельзя, и пробовали осторожно,
    играя. Никакого давления, никакого обязательного урока, но и
    не сдерживали, если ему самому хочется. Удалось что-то малышу --
    мы рады, не получилось -- значит, пока отложим.
     
    Мы жили тогда в небольшом щитовом домике, сами его оборудовали,
    сами топили печи, ходили к колонке за водой и делали массу
    других хозяйственных дел. А дети были рядом. Вот Алеша видит,
    что папа забивает гвозди, и требует себе молоток. Мама подметает
    пол -- он тянется к щетке или венику. И вот тут-то мы, кажется,
    сделали еще один правильный шаг к дальнейшим нашим
    педагогическим открытиям: впустили детей в мир взрослых хлопот и
    занятий, постарались дать им большой простор для собственной их
    деятельности.
     
    Мы не только обзавелись маленькими молотками, пилами, топориком,
    веничком и многими другими инструментами, но и дали возможность
    малышам самостоятельно постигать свойства вещей и явлений. Даже
    опасные вещи (спички, булавки, иголки, ножницы и т. п.) мы не
    прятали, а знакомили детей с ними. Малыши рано узнали, что утюг
    горячий, иголка острая, спички могут обжечь, а нож порезать
    пальчик. Сначала нами руководило лишь желание, чтобы занятый
    делом малыш не лез на руки, не приставал, не мешал работать, но
    при этом сам был бы осторожен -- ведь следить за детьми, не
    спуская глаз, нам было совершенно некогда, мы оба работали. И
    только значительно позже мы поняли, какие большие возможности
    для развития получают дети при таком самостоятельном
    исследовании окружающего мира.
     
    Со временем у Алеши и Антона появились целые наборы столярных и
    слесарных инструментов, конструкторы металлические и деревянные,
    пластилин и бумага, проволока и гвозди. Так же естественно вошли
    в мир малышей буквы на кубиках и буквы на картонках, азбука на
    стене и касса букв, карандаши и бумага. Алеша с Антоном не
    только строили поезда и башни из кубиков, но и свободно плавали
    в этом "азбучно-цифровом" море, писали буквы и не подозревали,
    что это "абстракции". И мы не делали разницы между вещами,
    числами и буквами и просили: принеси ТРИ ложки, найди ДВЕ буквы
    М, разрежь яблоко на ЧЕТЫРЕ части...
     
    Азбука и счет, опущенные с высот "возрастной недоступности" и
    вошедшие в ребячью жизнь наравне с игрушками и инструментами,
    оказалось, усваиваются столь же легко и просто, без всяких
    уроков, как слова "ложка", "хлеб", "дай" и "молоко". В самом
    деле, что такое три десятка букв и цифры среди многих сотен
    слов, которые малыши узнают в первые два года жизни?!
     
    Но снова мы слышали:
     
    -- Что вы делаете? Нельзя до школы обучать грамоте, ведь вы не
    знаете методики, вы неспециалисты, вы изуродуете детей!

          ТРУДНОЕ НАШЕ СЧАСТЬЕ

     
    Вот так, в спорах, мы начинали... Сначала мы воевали с бабушками
    и соседями, потом спор вышел на страницы печати. "Правы ли мы?"
    -- спрашивали мы в своей книжке, газетной статье, фильме. Многие
    с нами не соглашались: "Нет, они не правы! Раннее развитие
    опасно! Раннее развитие вредно!"
     
    А мы, глядя на веселых, подвижных, всегда чем-то увлеченных
    наших малышей, недоумевали: "Почему опасно? Почему вредно?" -- и
    погружались в изучение книг, брошюр, статей -- всего, где можно
    было добыть сведения об этом страшном раннем развитии.
     
    Мы узнали, что еще в начале нашего века у М. Монтессори дети
    (причем дети умственно отсталые) к пяти годам не только читали,
    но и каллиграфически писали, что в Японии есть школа для
    одаренных детей и принимают туда четырехлетних ребятишек, что в
    Филадельфии существует институт по исследованию человеческого
    потенциала, где сделали вывод: "правильный" возраст, в каком
    следует учить ребенка читать, -- это полтора-два года. Петра
    Первого дьяк Никита стал учить грамоте примерно в три года.
    Мария Кюри была на два года моложе своих подружек в гимназии, Н.
    В. Гоголь в три года писал слова, а в пять пробовал сочинять
    стихи. В семье Ульяновых все дети к четырем-пяти годам уже
    читали.
     
    Все это поддерживало нас в наших поисках. Но главным
    подтверждением правильности выбранного пути были наши дети. Они
    поражали нас своими возможностями. Мы не поспевали за их
    развитием, мы постоянно ошибались в своих прогнозах. Это было
    удивительно! И это заставило нас увязнуть в проблеме раннего
    развития всерьез.
     
    За восемнадцать лет мы заметно отклонились от традиционных
    сроков начала развития детей, но теперь мы слышали новые
    возражения:
     
    -- Ну хорошо, действительно, дети могут развиваться намного
    быстрее, но нужно ли это, не лишаете ли вы своих детей
    счастливого беззаботного детства?
     
    Так говорят и думают многие, пока... не побывают у нас в гостях.
    А когда увидят все своими глазами, поговорят и поиграют с нашими
    ребятами да еще и привезут своих малышей в наш "детский сад", а
    потом никак не могут их вытащить домой, вот тогда, расставаясь с
    нами, признаются:
     
    -- Счастливые у вас дети...
     
    А иные вздыхают:
     
    -- Счастливые вы родители...
     
    А мы и не отказываемся действительно счастливые, только счастье
    наше не само по себе к нам пришло, нет, не само...
     
    Вот мы и решили написать обо всем, что узнали сами, с
    единственной целью: может быть, наш опыт поможет кому-нибудь
    стать счастливее.
     
    В своем рассказе мы постарались учесть те вопросы, которые нам
    чаще всего задают в письмах, на встречах, во время посещения
    нашего дома. Когда слышат, что мы оба работали, детей в ясли и
    садик не отдавали, няни у нас никогда не было, а бабушки живут
    отдельно, нам непременно задают один и тот же вопрос:
     
    -- Как вы успеваете? Откуда берете время на воспитание? Тут с
    одним не знаем, как управиться, а у вас семеро.
     
    Ответом на этот вопрос служит вся наша книга. Мы расскажем вам,
    на что мы тратим время, а на что не тратим, за счет чего
    экономим, а на что не жалеем ни минут, ни часов, ни дней, ни
    целых лет.
     
    И так же, как в беседах, мы, конечно, говорим не хором, а по
    очереди, так и в книге каждый из нас будет рассказывать о том, в
    чем он больший "специалист". А в случае надобности будем
    комментировать или дополнять друг друга и даже иногда можем
    поспорить, как это бывает у нас и в жизни.

          Главная забота -- здоровье

     
    Л. А.: Поскольку основная доля хлопот и забот в первое время
    выпадает, естественно, на долю матери, мне и придется начать...

          ПЕРВЫЙ ЧАС, ПЕРВЫЙ ДЕНЬ

     
    Что говорить о первом часе жизни новорожденного? И он и мать в
    родильном доме: опытные врачи, акушерки, медицинские сестры,
    прекрасное оборудование, заботливый уход -- все, что нужно для
    того, чтобы принять нового человека в жизнь и обеспечить матери
    полноценный отдых. И все-таки начну я свой рассказ не с
    возвращения из родильного дома, а с прихода туда.
     
    Шесть раз это было как обычно: мы прощались у дверей в приемную,
    обменивались последними тревожными, но подбадривающими
    взглядами, и отец, естественно, возвращался домой, а я вручала
    свою обменную карту, отвечала на вопросы врача, ну и так далее...
     
    А вот седьмой раз получилось иначе. Мы прошли к заведующей
    отделением... вместе. Она удивленно посмотрела на нас.
     
    -- Мы хотим попросить вас... -- нерешительно начала я, -- дать
    мне кормить ребенка в первые часы после рождения.
     
    -- Что за странная просьба, -- еще больше удивилась заведующая,
    -- когда надо, тогда и дадим!
     
    И тогда мы рассказали ей о том, что у всех наших шестерых детей
    был очень сильный диатез, и мы, родители, уже смирились с этим,
    думая, что передаем диатез по наследству. Но о нашей беде узнал
    известный ученый, профессор Илья Аркадьевич Аршавский * и
    настоятельно рекомендовал -- в качестве профилактического
    средства против диатеза -- как можно раньше приложить ребенка
    к груди, чтобы он высосал те капли молозива, которые есть только
    у родной матери.
     
    -- Мы не знаем, будет ли толк, но все-таки решились последовать
    совету Ильи Аркадьевича. А вдруг поможет? И вот просим вас...
     
    -- Ну хорошо, -- согласилась заведующая, -- тем более что в этом
    нет ничего противоестественного, -- добавила она.
    * Заведующий лабораторией возрастной физиологии и патологии НИИ общей патологии и патофизиологии АМИ СССР, доктор медицинских наук профессор И. А. Аршавский. С 1966 года лаборатория вела наблюдения за развитием детей Никитиных.

     
    Любочку принесли для первого кормления часа через два после
    рождения... И что же? Дочка росла, пошла уже в школу, и все это
    время мы не нарадуемся на нее -- никаких следов диатеза!
     
    Если бы мы узнали об этом раньше... Сколько бы неприятностей
    могли избежать. Диатез болезнью не считается, но мучений от него
    и ребенку и родителям бывает много. Уже у пятимесячного малыша
    появляются мокнущие прыщики, а потом и болячки на личике, под
    коленками, в сгибах локтей и ягодиц. В тепле они нестерпимо
    зудят, малыш их расчесывает иногда до крови, плачет,
    капризничает. И это тянется год, и дольше, и ни лекарства, ни
    диета не дают стойкого результата. Наступает временное
    улучшение, а потом вдруг опять хуже прежнего.
     
    И вот от всего этого мы избавились и к тому же так просто! Могли
    ли мы предполагать, что первые часы жизни человека так сильно
    могут повлиять на его дальнейшее развитие? Конечно, не могли,
    как не знали и многого другого.
     
    Мы начинали точно так же, как начинают многие родители: с
    нервотрепки по поводу того, что у меня не хватает молока, с гор
    грязных пеленок, с бессонных ночей и изнурительных попыток
    установить "ночной перерыв в кормлении", с тщетных, столь же
    безрезультатных стараний излечить сынишку от диатеза и массы
    подобных проблем, которые наваливаются на родителей с рождением
    первого ребенка. После всего этого редко отваживаются даже на
    второго. Сколько раз я слышала от матерей: "Чтобы еще раз все
    это повторилось?! Ни за что!" А если прибавить бесконечные
    детские болезни, постоянную прикованность к дому, отчуждение
    (вместо помощи!) супруга... Ни за что! Точно так же сказала бы и
    я сама, если бы не наша помощь друг другу и не тот огромный
    интерес у нас обоих к развитию малышей, который постепенно
    помог нам пересмотреть кое-какие установившиеся традиции и
    намного облегчить кропотливый труд по уходу за младенцем. Вот
    допустим...

          ПРОБЛЕМА ПЕЛЕНОК

     
    Эта проблема, так пугающая иногда молодых родителей, может быть
    разрешена по-разному. Одни убеждены, что это, конечно, мамина
    обязанность. Другие считают, что стирать должен отец (у матери и
    других хлопот хватает). Третьи стирают по очереди
    (равноправие!), есть и такие, которые взваливают эту работу на
    бабушку. Лишь немногим удается совсем избавиться от стирки с
    помощью службы быта. Возможно, последний способ понемногу
    вытеснит все остальные, но пока это дело не очень близкого
    будущего. Поэтому "до восьми месяцев смиритесь со стиркой
    пеленок" -- так сказано в руководстве по уходу за ребенком.
     
    Вначале и мы не были, разумеется, исключением -- смирялись. Кто
    имел с этим дело, тот знает, каково это -- стирать, кипятить,
    сушить и гладить с двух сторон 30-40 пеленок каждый день. Но
    однажды, когда мой, тогда полуторамесячный, сынишка проснулся
    сухим, я подумала: "Зачем ждать, пока он пеленки намочит, а если
    попробовать его подержать?"
     
    Села на краешек дивана, положила малыша себе на колени и
    подхватила его под коленочки. Через несколько секунд на полу
    рядом с диваном была лужица, но ведь можно что-нибудь и
    подставить -- так у нас появился специальный тазик (обычный
    горшок не годится -- мимо получается). Сначала я держала малыша
    над тазиком, если он проснулся сухим или минут через пять-десять
    после кормления, а потом научилась узнавать, когда ему надо.
    Жаль, что не всегда в это время бываешь с ним рядом, но если
    есть возможность последить, то можно вообще обойтись без мокрых,
    а тем более грязных пеленок. Здесь интересна такая "деталь":
    когда держишь малыша над тазиком "по-большому", он чаще всего
    это делает в несколько приемов, не сразу, и надо дождаться, пока
    он в конце концов не сделает немножко и "по-маленькому". Это
    означает, что теперь-то уже все кончено: можно его подмыть и без
    опасения класть на чистые пеленки.
     
    Конечно, порой приходится проявить терпение и настойчивость.
    Иногда малыш упрямится и не желает делать, что полагается:
    выгибается дугой, может даже заплакать. Чаще всего это бывает
    ночью или сразу после сна. В таких случаях помогало простое
    средство: если малышу дать немного попить из бутылки или просто
    пососать пустышку, он как будто переключается на другое и
    перестает упрямиться.
     
    О физиологическом механизме этого явления мы узнали совсем
    недавно, но пользовались этим способом довольно часто. Мы,
    правда, преследовали другие цели, когда давали соску ребенку
    (чтоб не шумел, другим спать не мешал), а польза получалась
    двойная.
     
    Так уже в первые недели у нас бывали целые дни без стирки, и это
    стало не только большим облегчением для меня, но, главное,
    оказалось очень полезным для младенца: он не подмокает, кожица
    остается постоянно сухой, даже подмывать его приходится очень
    редко. Позже, когда малыш начинает ползать и ходить, он не
    всегда помнит о том, что надо попроситься. Видимо, слишком много
    отвлекающих моментов у него в это время появляется в жизни:
    столько интересных вещей кругом, столько дел! Мы сначала не
    понимали этого и расстраивались: ну вот, все забыл. Оказывается,
    нет, не забыл, просто теперь ему, что называется, не до того. Мы
    старались замечать по поведению малыша или по пройденному
    времени, когда ему следует посидеть на горшочке, и старались
    предотвратить "беду". И очень радовались, когда все получалось
    как надо, не скупились на похвалу. Если же "беда" все-таки
    приключалась, мы, уж конечно, старались обходиться без криков и
    шлепков. Постепенно все приходило в норму. Таким образом и
    мокрые штанишки особой проблемой для нас не становились, и
    совершенно исключалась большая неприятность, которая мучает
    иногда ребятишек годами, -- ночное недержание мочи.
     
    Малышу уже в первый месяц так не нравится быть мокрым, что он
    просыпается и может заплакать даже на улице, когда лежит
    завернутый в коляске. Привезешь его домой, развернешь, а на
    пеленке крохотное мокрое пятнышко. Это он начал и... испугался,
    что мокро получается. Зато теперь над тазиком он весь свой запас
    выльет без задержки.
     
    Когда мы рассказываем об этом, нам не верят, а когда
    удостоверятся, спрашивают: "Ему не больно, не вредно?" И нам
    теперь только смешно: неужто в луже лежать лучше и полезнее, чем
    у мамы на коленях? И неужели человеческое дитя глупее котят или
    щенят, которых с первых дней можно приучить к порядку? Теперь я
    так научилась понимать малыша, что уже в родильном доме могла
    сказать, когда его надо "подержать над тазиком" -- он ведь
    обязательно дает знать об этом: завозится, закряхтит, сморщится
    -- поймите только, взрослые! А взрослые понимают только тогда,
    когда уже поздно. И не понимают подряд неделю, месяц, полгода. А
    когда малыш смирился с "бестолковостью" взрослых и начнет
    наконец безропотно все "делать под себя", тогда начинаются
    шлепки и всякое недовольство. Сами приучили, а потом начинают
    отучать -- ну и логика!
     
    Как часто, к сожалению, приходится встречаться с этой странной
    логикой взрослых! Не дают, например, малышу ни подумать, ни
    сделать по-своему -- все решают и делают за него, а потом его
    же и ругают: мол, бестолковый, ленивый, равнодушный. Или,
    допустим, учат есть побольше, впихивают еду чуть ли не силком, а
    потом не знают, как унять аппетит ожиревшего ребенка.

0

2

ОН ГОЛОДНЫЙ!

     
    Это одно из самых распространенных заблуждений начинающих
    матерей, которым все время кажется, что у них не хватает
    молока, что малютка недоедает, плохо прибавляет в весе, бледный,
    худой и т д. и т. п. И вот мамы и бабушки запасаются
    спасительной смесью ("Она такая питательная! Она такая
    удобная!", и.. очень скоро малыш меняет родную маму на бутылочку
    с соской: из рожка тянуть легко -- трудиться не надо. Да и маме
    самой вроде легче: бутылку дала -- и никаких тебе хлопот...
     
    Никаких хлопот? К нам как-то приехал папа с двухлетней девочкой,
    весящей 22 (!) килограмма.
     
    -- Что теперь делать? -- спрашивал он удрученно. -- Она ни
    ходить, ни бегать не хочет. Может быть, "спортивный комплекс"
    поможет?
     
    -- Как это у вас получилось, -- растерялись мы, видя впервые
    такого сверхупитанного ребенка.
     
    -- Сами не знаем. Она у нас искусственница. У матери молока не
    было, кормили ее смесями, и вот...
     
    Не отсюда ли появляются тревожные цифры о постоянном росте
    процента ожиревших детей? В школах Харькова, например, этот
    процент перевалил в 1975 году за 14.
     
    А чем грозит ожирение, представить себе нетрудно: плохая
    сопротивляемость болезням, малая подвижность, слабое сердце и...
    насмешки сверстников, застенчивость, неуверенность в себе...
    Нет! Чем такие хлопоты, лучше уж маме с самого начала проявить
    максимум настойчивости, изобретательности, терпения и кормить
    малыша самой.
     
    Конечно, не все может получиться сразу. У нас бывали дни -- из
    рук вон, особенно с первым, когда опыта еще не было и когда
    всякий вопль казался сигналом: "Хочу есть!" Дело осложнялось еще
    тем, что мы жили тогда с двумя бабушками и дедушкой, которые,
    понятное дело, не могли молчать, видя, как младенец "целый час
    орет не переставая, а мать сидит как каменная". Известно, когда
    кричит ребенок, минута можёт показаться вечностью, так что можно
    простить бабушке ее невольное преувеличение. Что касается
    "каменной" матери, то только я знаю, каково мне было, пока
    сидела рядом с плачущим малышом, а с трех сторон мне давали
    советы. Дедушка: "Надо, чтоб сосал грудь. Пусть покричит, но
    сосет из груди". Бабушки (наперебой): "Дай ему бутылку, не мучай
    ребенка!" Отец: "Приложи к другой груди, не бойся!" А мне
    хотелось только одного: "Уйдите вы все, дайте мне самой
    разобраться!" Но сказать это вслух я не решалась (сейчас-то
    понимаю: зря не говорила), а уж ночью давала волю слезам. Молоко
    от всего этого и вовсе стало пропадать. Так и стал наш первенец
    "благодаря общим усилиям" к пяти месяцам полным искусственником.
     
    Со вторым сынишкой я постаралась обойтись без советчиков: сама
    пробовала и кормить почаще, и прикладывать к одной и другой
    груди в одно кормление, а первые дни на ночь иногда готовила
    полбутылочки молочной смеси или подслащенного коровьего молока,
    разбавленного пополам с водой, чтобы не нервничать из-за того,
    что не хватит молока. Это был, конечно, не лучший выход, но он
    снимал беспокойство. Зато недельки через две все приходило в
    норму, надобность в докорме отпадала, малыш вполне наедался, а у
    меня прибавлялось молока, и кормила я сына до года. Так
    получалось и со всеми остальными детишками, хотя каждый раз в
    родильном доме приходилось выслушивать безнадежные предсказания:
    "Да, молока у вас совсем нет, плохо ваше дело!" Хорошо, что я в
    эти предсказания уже не верила.

          Кормить ли ночью?

     
    Об этом я не решилась бы написать, если бы не книга известного
    американского педиатра доктора Б. Спока. Он написал о том, что
    американские врачи сначала чрезвычайно преувеличивали значение
    строгого режима и почти всякие неприятности -- вплоть до
    расстройства желудка -- связывали с нарушением режима и винили в
    этом родителей: не вовремя положили спать, не вовремя покормили
    -- вот и результат.
     
    Но в Америке нашлись такие храбрые папа и мама (оба ученые),
    которые стали воспитывать свою новорожденную дочку, не
    придерживаясь рекомендуемого режима, но при этом. очень
    внимательно записывали, какой "режим" устанавливала сама себе
    малышка. Оказалось, что в первые месяцы жизни она питалась
    довольно беспорядочно, но, в общем, делала меньшие перерывы в
    кормлении, чем это обычно требуется, и только к трем-четырем
    месяцам жизни вышла на рекомендуемый интервал -- 3-3,5 часа
    между кормлениями. "Безрежимность" воспитания никакого вреда ей
    не нанесла. После опубликования материалов об этом исследовании
    врачи перестали требовать строгого выполнения режима. И матери
    вздохнули с облегчением: ведь точно следовать режиму очень
    трудно, и поэтому все время чувствуешь себя виновной в массе
    погрешностей.
     
    У нас первые неприятности с режимом произошли, когда я
    попыталась установить так называемый "ночной перерыв в
    кормлении" и ночью не давала малышу грудь. А он обязательно
    просыпался (диатез не давал ему покоя), плакал, просил есть.
    Вода из бутылочки с соской его не устраивала. Засыпал он, если
    его держали или носили на руках, но тотчас же поднимал крик, как
    только его снова укладывали в свою кроватку. И так из ночи в
    ночь.
     
    И вот, намаявшись от постоянного недосыпания, я решилась однажды
    на "преступление": ночью покормила сынишку и... следующей ночью
    тоже покормила. С тех пор кончились наши недосыпания. И со всеми
    остальными ребятишками мне не пришлось больше "воевать" по ночам.
     
    А в дневное время я, еще не зная ничего о докторе Б. Споке и его
    книге, сама установила очень гибкий режим и в еде и в сне: время
    кормления могло сдвигаться на час и более. Если ребенок спал, я
    его никогда не будила для "очередного" кормления, а если не
    хотел спать, насильно не укладывала.

          УЧИМСЯ ПОНИМАТЬ РЕБЕНКА

     
    Вначале, конечно, было трудно научиться определять, что
    требуется ребенку. Оказалось, плакать он может от множества
    причин: подмок или вот-вот подмокнет, неудобно лежит, пучит
    животик, наглотался воздуха при еде, где-то трет пеленка, мешает
    соска, хочет спать, пить или, наконец, хочет есть. И если каждый
    раз, как только он заплачет, давать грудь, можно человека совсем
    выбить из колеи. Со временем я научилась различать интонации
    плача, а по мимике, по движениям сынишки угадывать его
    потребности. Правда, при этом пришлось запастись терпением, зато
    месяца за три мы уже неплохо научились понимать друг друга. А со
    следующим было уже проще, хотя каждый малыш имел свой характер и
    к каждому приходилось приноравливаться заново.
     
    Со временем мы поняли, что при всех трудных ситуациях прежде
    всего надо сказать себе: "Только без паники" -- и постараться
    успокоиться. А потом попробовать и так и иначе. И наблюдать,
    наблюдать, наблюдать -- не жалеть на это времени (и записывать
    наблюдения), учиться понимать младенца, себя, друг друга и
    окружающих, обязательно и окружающих -- об этом речь еще впереди.
     
    Постепенно мы учились главному -- подходить к ребенку без
    предвзятых мерок и представлений, с желанием разобраться в
    возможностях, потребностях, особенностях самого малыша. Конечно,
    не всегда это получалось, конечно, мы частенько сбивались на
    привычные методы, основанные на принципе: взрослый знает и может
    все, ребенок -- ничего. Но мы очень старались понимать малышей и
    учиться у них. И нас ждали на этом пути многие радости и...
    настоящие открытия.
     
    Б. П.: Почему-то считается: чтобы ребенок рос здоровым, его надо
    главным образом от всего оберегать -- от простуд, от инфекций,
    от падений и ушибов, от опасностей -- прежде всего беречь! Но
    это значит не готовить его к переменам погоды, к разным
    колебаниям и перепадам температур, не повышать защитные силы
    организма (неспецифический иммунитет), не учить падать без
    последствий и т. д., то есть не готовить к тому, что обязательно
    встретится в жизни.
     
    А мы с самого начала думали иначе: здоровье надо укреплять --
    делать организм ребенка физически развитым, выносливым,
    невосприимчивым к болезням, закаленным во всех отношениях, чтобы
    малыш не боялся ни жары и ни холода. Но как этого достигнуть,
    мы не знали и, наверное, долго не решились бы на серьезное
    закаливание, если бы не... диатез. Как говорится, не было бы
    счастья, да несчастье помогло. Ведь диатез является сигналом
    того, что организм предрасположен к болезням, особенно к
    простудным. А мы благодаря диатезу, наоборот, избавились от
    простуд, укрепили здоровье ребятишек.
     
    Л. А.: А дело было так. Диатез особенно сильно мучил нашего
    первенца. Личико у него иногда превращалось в сплошную болячку.
    Где мы с ним только в первый год не побывали, каких только
    средств не перепробовали: мази и примочки, кварц и переливание
    крови, купания в разных отварах, лекарства внутрь, строгая
    диета, но... решительного сдвига так и добились...

          ХОЛОД -- ДОКТОР

     
    Мы тогда жили в только что построенном сборном щитовом домике,
    еще плохо утепленном. Температура в комнатах могла колебаться от
    плюс 10-12 градусов (с утра, пока печка еще не затоплена) до
    плюс 25 градусов (к вечеру). Я тогда расстраивалась из-за этого,
    думала, что для малыша это очень вредно, и мечтала о теплой
    квартире. Однако и тут оказалось -- нет худа без добра. Мы
    довольно скоро заметили; с утра, пока не затопили печь и в доме
    прохладно, малышу намного легче. Красные пятна на кожице
    бледнеют, зуд прекращается. Он весел, энергичен, много и охотно
    двигается, самостоятельно играет. Но стоит его одеть потеплее
    или сильно натопить печь, как ему сразу становится хуже: зуд
    мучает малыша, он делается плаксивым, вялым, капризничает и
    буквально не сходит с рук, требуя внимания и развлечений.
     
    И вот однажды вечером, зимой, стараясь как-то унять зуд у
    плачущего сынишки, я вышла с ним на минуту в тамбур, перед
    дверью на улицу. Сама я успела за эту минуту слегка озябнуть, а
    он -- в одной распашонке -- быстро успокоился, даже
    развеселился. С этого и началось наше невольное "закаливание".
    Как только он начинал расчесывать свои болячки, мы -- в
    прохладный тамбур или на застекленную террасу, а однажды в
    солнечный февральский денек осмелились выскочить и на улицу.
    Пригревало уже по-весеннему, сверкал снег, сияло голубое небо.
    Сынишка в восторге прыгал у меня на руках, и мы сами
    развеселились, глядя на малыша. Но было все-таки, конечно,
    страшновато: а вдруг простудится, заболеет? Через полминуты мы
    вернулись домой, а сынишка потянул ручки к двери -- еще, мол,
    хочу! Но мы все-таки решили подождать до завтра. А на следующий
    день мы уже "гуляли" таким образом дважды -- тоже примерно по
    полминутки. И через неделю от наших опасений уже ничего не
    осталось: сын чувствовал себя прекрасно. Ему было тогда всего
    восемь месяцев. А в полтора года сынишка уже сам выбегал
    босичком на снег и даже нас тянул за собой.
     
    Расхрабрились и мы. Стали все чаще пользоваться этими "снежными
    процедурами": пробежишься по снегу, да еще в сугроб по колено
    влезешь, разотрешь потом досуха ноги -- ступни горят, а в мышцах
    ощущение как после хорошего массажа. А главное, мы приобретали
    уверенность, что все это не страшно, что это полезно. И все
    было бы хорошо, если бы не ужасные пророчества, которые со всех
    сторон обрушивались на нас: "Воспаление легких обеспечено!",
    "Хронический бронхит и насморк будут непременно!", "Ревматизма
    не избежать!", "Уши ребенку простудите -- оглохнет!"
     
    Но все эти пророчества не оправдывались. Поэтому со вторым сыном
    мы были уже смелее -- с самого начала не кутали его, давали
    побыть голеньким и дома и на улице, пустили в одних трусиках
    ползать по полу, ходить по земле во дворе. А когда сыновья стали
    старше, даже нас удивляло, как охотно и подолгу, скинув
    надоевшие за зиму куртки, и без шапок и рукавиц братишки могут
    возиться в мартовском подтаявшем снегу, прорубая каналы,
    сооружая плотины. При этом, бывало, даже промокшие ноги их не
    смущали. Заигравшись, они не всегда вспоминали о том, что надо
    сменить обувь. И все обходилось без неприятных последствий.
     
    Вы спросите: неужели нам совсем не было страшно за детей? Было,
    конечно, особенно вначале, когда мы многого не знали. Нас тогда
    поддерживала интуитивная уверенность в том, что если ребенку
    прохлада приятна, то это не может быть опасным или вредным. Мы
    тогда не знали, как может быть крепок человеческий организм даже
    у самых маленьких, не знали, что слабым его делает не природа, а
    условия жизни.

          КАК БЫЛО РАНЬШЕ

     
    Б. П.: Однажды в одной из брошюр известного специалиста по
    закаливанию профессора И. М. Саркизова-Серазини мы увидели
    ссылки на книгу Е. А. Покровского "Физическое воспитание у
    разных народов" (1884 г.). Мы ее раздобыли -- вот когда нам
    пришлось по-настоящему поразиться! Как и всем цивилизованным
    людям, новорожденный представлялся нам чрезвычайно нежным,
    неприспособленным существом, которое вне стерильных условий
    современной больницы не проживет и дня. А оказалось, что это
    совсем не так. В каких разнообразных условиях появлялись на свет
    дети, каких только сюрпризов не преподносили ему обычаи родной
    земли!
     
    У финнов и русских, например, ребенок рождался (и жил затем
    целую неделю) в бане, где температура могла быть плюс 50
    градусов. Считалось, что в такой жаре, где все ткани тела
    становятся мягкими, очень легко проходят роды. А тунгуски,
    например, нередко разрешались от бремени во время перекочевки,
    под открытым небом и при сорокаградусном морозе. У них рождение
    ребенка вообще не считалось событием, а простым физиологическим
    актом, к нему поэтому заранее не готовились, и часто никто не
    помогал матери при родах.
     
    Новорожденный выдерживал и жару, и свирепый холод. Диапазон
    температур -- 90 градусов.
     
    А после рождения? У одних народностей был обычай окунать детей в
    прорубь, у других обтирали снегом или обсыпали... солью.
    Младенец выдерживал все.
     
    Тут мы вспомнили и о тех случаях, когда дети выживали же в
    логове зверей. Как же велики должны быть приспособительные
    возможности только что родившегося человека, если он мог
    выносить все это, какими же надежными защитными "механизмами"
    снабжает новорожденного природа! Взять хотя бы одни
    температурные условия: в бане температура на 20 градусов выше,
    чем в материнском теле, а зимой на морозе на 70-80 градусов
    ниже! Но ведь обычные дневные перепады лежат в пределах 5-10 и
    редко 20-30 градусов. Значит, организм может перекрывать их с
    запасом в 2-3 раза.
     
    Кибернетики нашли уже секрет этой непостижимой для машин
    надежности человеческого организма и назвали его "принципом
    функциональной избыточности". Именно он лежит в основе
    надежности всех организмов. Например, самая большая наша артерия
    -- аорта -- выдерживает давление в 20 атмосфер, хотя сердце даже
    у гипертоников не может создать давление более 0,3 атмосферы.
    Или количество тромбина (вещества, нужного для свертывания
    крови, чтобы рана закрывалась сгустком) в 70 раз больше, чем
    надо. Таким же громадным "запасом прочности" организм обладает и
    в других отношениях.
     
    Но куда же девается эта прочность и надежность у нашего
    современника? Почему он, только родившись, болеет в пять раз
    чаще взрослого? И как раз от тех же перепадов температур, да еще
    совсем незначительных.
     
    Дело в том, что за миллионы лет совершенствования живых
    организмов, кроме "принципа функциональной избыточности",
    установился и другой, не менее важный для целесообразной
    изменяемости, приспособляемости организма -- "закон свертывания
    функций за ненадобностью". Что это такое? Очень хорошо его
    продемонстрировали первые длительные полеты в космос. Блестяще
    подготовленные, сильные, тренированные космонавты попадали на
    целый месяц в условия невесомости. Резкие движения там были не
    нужны, даже опасны. Им приходилось становиться осторожными, едва
    шевелить руками и ногами и почти не напрягать мышцы. Всего один
    месяц пробыли они в невесомости, но, возвратившись на Землю и
    выбравшись из люка корабля, они... не могли даже встать.
     
    -- Как в центрифуге, -- говорили они, -- земля так притягивает,
    что не встанешь.
     
    И в течение месяца или полутора им пришлось "учиться ходить",
    как на первом году жизни, потому что надо было не только
    возвратить былую силу всем мышцам, но и восстановить работу
    вестибулярного аппарата. Орган равновесия тоже, оказывается, был
    там не нужен -- ведь в полете исчезали "верх" и "низ".
     
    Тот же результат получили и в опыте с "моржами" -- людьми,
    купающимися в проруби. В течение полутора месяцев их непрерывно
    держали в термокомфортных условиях: в комнате температура
    поддерживалась в пределах плюс 27-28 градусов, а вода при
    купании плюс 34 градуса. И вся их закалка исчезала -- они могли
    простудиться, стоя у открытой форточки.
     
    Но такая же судьба постигает и новорожденного, если после
    рождения его поместить в стерильные условия, в термостат
    (постоянная температура), в тесные путы пеленок, тогда он и
    приспосабливается именно к этим условиям. Никаких колебаний
    температуры и, значит, никакие природные "механизмы"
    терморегулирования ни разу не включаются в работу. И день, и
    неделю, и месяц, и... постепенно отмирают за ненадобностью! И
    значит, через месяц ребенок становится беззащитным перед любым
    сквознячком. Не отсюда ли эти грозные цифры: до года ребенок
    болеет в пять раз чаще взрослого, причем почти 90 процентов
    болезней составляют простудные заболевания.
     
    Видимо, не случайно у многих древних народов новорожденного
    обтирали снегом или крестили в проруби. Этим сразу пускались в
    ход все "механизмы" терморегулирования, причем в самом суровом
    режиме. Да и дальше детей вовсе не нежили, не укутывали, как
    сейчас. На рисунках в книге Покровского мы увидели совсем голых
    ребятишек рядом с одетыми в меховые шубы взрослыми. Вспомнили:
    художники прошлых веков изображали мадонн всегда с обнаженными
    младенцами на руках. Нет, не случайно все это! Видимо, так
    готовили люди детей к суровым условиям жизни, укрепляя защитные
    силы организма.

0

3

МИР ПОЗНАЕТСЯ САМОСТОЯТЕЛЬНО

     
    С остальным -- безопасным -- миром малыш знакомится сам, мы не
    торопимся бежать на помощь, если он может до чего-то додуматься
    сам, не прерываем его занятий, если он чем-то увлечен. Нас
    нередко удивляла способность малышей, даже таких крошечных, к
    длительной сосредоточенной деятельности.
     
    Вот запись мамы в дневнике: "Сегодня Оле исполнилось одиннадцать
    месяцев, и она удивила меня своими исследовательскими
    способностями. Я стирала на низенькой скамеечке, а она больше
    часа стояла рядом и производила разные операции с пузырьками и
    огрызком карандаша: то пускала карандаш плавать, то выуживала им
    пузырьки и наблюдала, как они лопались, то делала речки из лужиц
    на полу... Время от времени мне только нужно было посмотреть и
    удивиться: "Ну и чудеса! Вот так Оля!" -- и она снова продолжала
    играть, делая какие-то свои очень важные открытия и делясь со
    мною своею радостью. Я успела все, что надо, перестирать, а для
    дочки это время тоже не пропало даром".
     
    Позже мы поняли, что детям как раз и нужно не внимание-опека, а
    внимание-интерес. И чем дальше, тем нужнее.
     
    Американские психологи обратили внимание на то, что разница в
    уровне развития, еще незаметная в десятимесячном возрасте,
    быстро растет и к школе становится огромной: одни дети развиты,
    понятливы, сообразительны, легко учатся, а другие никак не
    поймут, что от них требует учитель.
     
    Что же делают с детьми родители, и в первую очередь матери, если
    к школе дети становятся столь разными? Психологи составили
    программу наблюдений и послали исследователей в семьи с
    десятимесячными малышами. Оказалось, что одни матери (и таких
    большинство) добросовестно и усиленно опекают и охраняют своих
    младенцев и держат их в кроватках или в манежах, окружая
    пестрыми и безопасными игрушками. В этих условиях мать спокойно
    занималась своими делами, не опасаясь, что ребенок ушибется,
    что-то возьмет или испортит. Зато ребенок находился в положении
    узника -- то же скудное общение с людьми, та же узость
    деятельности.
     
    А вот несколько матерей отважились пустить детишек
    самостоятельно ползать по всей квартире. При этом они не
    оставляли домашних дел, не развлекали своих малышей, но никогда
    не отказывали им в "консультации" и помощи в случае
    необходимости. Малыш получал огромное "поле для исследования" и
    массу предметов с самыми разными свойствами. А вместе с тем он
    имел неизмеримо больше возможностей общаться с матерью,
    которая могла позвать его к себе, дать совет, могла похвалить за
    какие-нибудь успехи, поддержать в трудном случае, поговорить с
    ним или просто улыбнуться для поддержания настроения. Таким
    образом, ребенок здесь был свободным исследователем и имел
    постоянно мудрого и доброжелательного консультанта. Ученые были
    поражены, насколько быстро развивались такие дети по сравнению
    со своими сверстниками, сидящими в манеже. Они и в дальнейшем
    намного обгоняли бывших "узников" в развитии.
     
    Мы не знали об этих экспериментах американских ученых и в своих
    действиях руководствовались не столько педагогическими
    соображениями, сколько простой необходимостью. Нашему первому
    сыну было всего пять месяцев, когда мы построили себе дом и
    перешли в него жить. Надо было утеплять и оборудовать дом,
    каждый день готовить дрова, уголь и топить печь, носить из
    колонки воду. Правда, я тогда работал учителем труда в школе и
    был занят утром, а мама заведовала библиотекой и работала в
    основном вечерами, так что кто-то из взрослых был обычно дома.
    Но работы в доме было столько, что специально сынишкой
    заниматься было совсем некогда. Зато в каждой работе нам
    неизменно "помогал" Алеша. Пока мама мыла посуду, он мог
    перебрать в своей коляске чуть ли не всю кухонную утварь. Когда
    ему это надоедало, мама умудрялась, держа его на левой руке, все
    делать в кухне одной правой. Но мне-то для работы нужны были обе
    руки, потому что ни молотком, ни рубанком, ни пилой одной рукой
    много не наработаешь. И вот я ставил коляску с малышом поближе к
    мастерской, и мы оба принимались за дело: я забивал молотком
    гвозди -- сын стучал кубиком по кубику. Я орудовал отверткой или
    плоскогубцами -- сын перебирал моточки разноцветных проводов. К
    нашей радости, Алеша с шести месяцев уже с удовольствием ползал,
    а в восемь с половиной начал ходить. С тех пор я использовал его
    "мобильность" полностью -- пускал сына сразу на пол. Его ожидали
    там разные игрушки и строительные материалы, коробки, из которых
    можно было что-то доставать или укладывать много-много кубиков
    или кирпичиков; ведерко, полное самых маленьких мячиков, которое
    можно схватить одной рукой и доставать их оттуда один за другим
    или, наоборот, бросать туда и заглядывать внутрь, где же этот
    мячик там лежит. Этих занятий хватало на полчаса, а потом Алеша
    приползал ко мне и тянул руки к моему молотку. Приходилось
    молоток уступать сынишке, а это не всегда было возможно, да и
    молоток был ему великоват, поэтому скоро я приобрел целый набор
    игрушечных столярных инструментов, и Алеша с удовольствием
    обстукивал маленьким молоточком все, что кругом можно было
    обстучать. Когда я что-нибудь прибивал, он любил вынимать из
    банки или коробки по гвоздику и подавать их мне. А еще очень
    нравилось ему собирать рассыпанные на газете гвозди и укладывать
    их в коробку или баночку -- это увлекало его надолго. Я был,
    конечно, доволен "помощником", похваливал его и... высыпал
    гвозди на газету даже чаще, чем этого требовала необходимость.
     
    А когда Алеша стал подниматься на ножки и, опираясь о стенки,
    путешествовать "на двух", я установил в комнате маленький
    турничок, а потом повесил кольца (на высоте всего 80 сантиметров
    от пола). Постепенно появились и канат, и шест, и лесенка.
    Поднимаясь с четверенек и хватаясь за турник, Алеша улыбался
    довольный. Дополнительная опора, когда на ноги надежда еще
    плохая, оказывается, как нельзя кстати такому малышу.
     
    Теперь Алеша "изучал" не только стулья, табуретки, диваны и мои
    столярные инструменты, но мог уже устраивать себе
    "физкультминутки" Сначала он просто поджимал ноги и повисал на
    кольцах, довольно улыбаясь и смотря в нашу сторону в ожидании
    похвалы, а потом стал даже покачиваться на них.
     
    Я старался его поддержать и в свободную минуту тоже под ходил к
    турнику или кольцам поразмяться. Сколько же удовольствия это
    доставляло нам обоим!
     
    Так наше простое житейское стремление как-то выкроить время для
    своей работы и в то же время не оставлять детей одних оказалось
    педагогически очень целесообразным: у детей был широкий простор
    для разнообразной деятельности, и росли они самостоятельными
    (подолгу могли играть сами, без руководства и участия взрослых),
    инициативными (охотно придумывали новые занятия, упражнения,
    игры), общительными (легко вступали в контакт со сверстниками и
    взрослыми) и любознательными (интерес ко всему с каждым годом у
    них только растет).
     
    Однажды к нам приехала мама с двухлетним сыном и жаловалась на
    то, что она с ним совсем измучилась:
     
    -- Кажется, все делала как положено, а он какой-то вялый, ко
    всему равнодушный. И я ему тоже не нужна. Даже обидно. Может
    быть, он отстает в развитии?..
     
    -- А где вы работаете? -- спросил я. -- Много ли бываете с
    мальчиком дома?
     
    -- С утра до вечера. Из-за него я ушла с работы, решила до школы
    с него глаз не спускать, получше подготовить к школе.
     
    Когда мы понаблюдали за нею и сыном, то довольно скоро
    убедились, что мама, ежесекундно "воспитывая" сына (то прогулка,
    то еда, то обучение по картинкам и т. д.), ни минуты не
    оставляет ему для самостоятельного познания мира -- все
    преподносит ему готовым, да притом "перекармливает" его всем: и
    едой, и заботой, и режимом, и впечатлениями. Мы с грустью
    наблюдали, как идет это "сверхизбыточное" воспитание, и пришли к
    единодушному заключению; малышу не хватает занятой мамы, а от
    свободной его уже тошнит.
     
    Потом мы узнали, что у нее родился второй ребенок, она стала
    работать и все пришло в норму: ее внимание поневоле
    рассредоточилось и перестало быть гипертрофированным и вредным.
     
    Вот говорят: чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не плакало. Нам
    кажется, что это неверно. Очень важно, чем, как, когда
    занимается малыш. И как относятся к этому взрослые.

          ИГРЫ И ИГРУШКИ

     
    Давно известно, что первые игрушки младенца -- погремушки.
    Накопилось и у нашего первенца их довольно много -- дарили
    родные и знакомые. Но почему-то они очень недолго занимали
    сынишку: постучит он ими по кроватке и бросает через минуту. А
    вот Маша-неваляша, издающая мелодичные и нежные звуки, надолго
    стала его любимицей. Может быть, секрет здесь был именно в
    разнице звуков: однообразно шуршащие "погремушечьи разговоры"
    ребенку надоедали, а чистый, тонкий перезвон Маши-неваляши
    привлекал и радовал его как голос знакомого человека. Потом мы
    заметили, что детишки к звукам прислушиваются очень рано, а
    затем пробуют извлекать их сами с помощью разных предметов:
    стуча ложкой по кружке, крышкой о кастрюлю и т. д. Наверное, в
    это время были бы хороши музыкальные игрушки типа ксилофона --
    только с хорошими, чистыми тонами. К сожалению, в продаже их
    нет, а мы сами подумали об этом поздновато -- ребятишки уже
    подросли. А вот другое мы обнаружили довольно рано и широко
    пользовались этим "открытием" в играх со всеми своими малышами.
    Мы заметили, что ярким и привлекательным игрушкам сын явно
    предпочитал всякие неигрушечные вещи: разную посуду, дуршлаг,
    сбивалку-венчик, ершик, крышки, корзинки, нитки, кусочки разной
    материи, катушки, молотки, колеса, палочки, а из игрушек его
    больше всего привлекали крупные пластмассовые детали
    конструктора, кубики...
     
    Постепенно мы поняли, в чем дело. Ну, конечно, малыши
    предпочитают те предметы; которыми можно что-то делать или
    манипулировать (надевать -- снимать, открывать -- закрывать,
    вкладывать -- вынимать, выдвигать -- задвигать, возить, кружить,
    качать, катать и т. п.), причем множество раз и разными
    способами. Видимо, игрушки быстрее исчерпывают себя в этом
    отношении. К тому же малыши очень рано пытаются подражать
    старшим, потому тянутся к тем вещам, которыми пользуются
    окружающие, и пытаются копировать их движения, их действия.
     
    Заметив все это, мы старались удовлетворить эту потребность
    ребенка: я пишу или читаю -- и у сына, который сидит за столом
    на высоком стульчике, тоже лист бумаги и карандаш или детская
    книжка; мама посуду моет, а дочка кладет ложки в мыльную воду.
    Иногда попадают туда и чистые -- ничего, главное, что-то
    полоскать в воде "как мама". Мы терпели некоторые убытки во
    времени: надо было вытирать лишние лужи, больше убирать после
    совместного "труда", но мы шли на это, потому что было интересно
    наблюдать, как такой кроха чему-то учится.
     
    Л. А.: А еще мы играли, обязательно выкраивая для этого время. И
    любимой игрой, как и у всех детишек, уже до года становились
    прятки.
     
    Вот прыгнула ложка в мыльную воду:
     
    -- Люба, где ложка? Нету!
     
    Дочка и в третий, и в пятый, и в десятый раз не устает
    удивляться: куда же делась ложка? Потом шарит ручкой в воде, и
    вот она! В глазах изумление и восторг.
     
    Иногда я хитрила: незаметно вынимала ложку и прятала ее за
    мисочку. Снова маленькая ручка ловит что-то в воде, но ничего не
    находит. Недоумение, почти обида.
     
    -- Любаша, а посмотри-ка сюда. -- Показываю ей кончик ложечки
    из-за миски. -- Ага, нашлась!
     
    Очень любят малыши и сами прятаться. Для этого достаточно
    отгородить ребенка пеленочкой или набросить на него пеленку
    сверху и сказать:
     
    -- Ку-ку! Где Любочка? Вы не видели Любашу? -- Малышка замирает
    на несколько секунд. Для нее это так удивительно: мир мгновенно
    исчез из глаз. Зато сколько радости приносит каждый раз новое
    открытие этого удивительного мира. Когда малыш все свободнее
    ползает, а потом ходит, он уже пытается спрятаться сам за стул,
    за кресло, под стол. При этом он не заботится, чтобы не быть
    видным (иногда прячет одну голову), главное для него -- самому
    не видеть. Тут уж надо игру не испортить:
     
    -- Любочка, где Любочка? Куда она убежала?.. -- И искать совсем
    не в том месте, где сидит дочка, а потом, после долгих стараний,
    наконец найти ее, замирающую от волнения и счастья. Эта игра
    неизменно вызывает бурю переживаний. Может быть, это шаги к
    первым самостоятельным решениям, к проявлениям терпения и
    выдержки. А может быть, это подготовка к будущим расставаниям и
    встречам?
     
    Когда играешь с детьми, начинаешь лучше их чувствовать и
    понимать. Именно благодаря игре мы обнаружили, например, что
    детишки инстинктивно ищут для себя какое-то небольшое
    пространство: любят забираться под столы, кровати, стулья, в
    какие-нибудь укромные уголки -- им там как-то уютнее,
    соизмеримее, что ли, с их размерами. Когда ребята постарше
    сооружали из больших поролоновых подушек с кресел лабиринты и
    "квартиры" со множеством маленьких "комнаток", как же нравилось
    там прятаться и "жить" ползункам. И мы не запрещали детям
    сооружать "дома", "подводные лодки" и "космические корабли" под
    столами, за креслами и даже в "гнездышке" из старой раскладушки
    под потолком.
     
    Поняли мы и еще одну очень важную вещь, которая нам впоследствии
    помогла играть и с более старшими детьми: игра не терпит
    принуждения и фальши. Взрослый только тогда "принимается" детьми
    в игру, когда играет всерьез, то есть так же переживает,
    чувствует, радуется, живет игрой, а не снисходит к детям и их
    "пустяковым занятиям" с какой-то там дидактически-воспитательной
    целью. Этому научиться нелегко, но надо, потому что, общаясь с
    детьми, надо знать их язык -- язык фантазии и игры. Учатся же
    они понимать нас, почему же и нам у них не поучиться? Так скорее
    выработается общий язык, который так нужен для дальнейшего
    взаимопонимания с собственным ребенком.
     
    Мы этому тоже учились. Часто не получалось: то говоришь каким-то
    назидательным тоном ("Что ты позабыл сделать?", "Что надо
    сказать, когда выходишь из-за стола?"), то начинаешь повторять,
    как попугай ("Ты слышишь или нет?", "Сколько тебе повторять?",
    "Долго мне ждать?"), то вдруг впадаешь в сюсюканье ("Кто у нас
    такой холесенький да пригозенький?", "Ты уже кушаньки
    захотел?"). Понемногу мы освобождались от этих фальшивых нот и
    приобрели язык простой и искренний. В то же время выпустили на
    волю и свою собственную фантазию из клетки взрослых
    представлений и ограничений. Мы попробовали фантазировать вместе
    с детьми.
     
    Как-то у Юли пропал из готовальни циркуль: я им чертила, а потом
    он куда-то исчез.
     
    -- С твоей помощью исчез? -- спрашиваю я.
     
    -- Ну, мама! -- возмущается и смущается Юля одновременно.
     
    Проходит день, два... На третий день в кухню, где собралась вся
    детвора, входит папа и говорит с озабоченным видом:
     
    -- Иду я сейчас по комнате, вдруг слышу: кто-то плачет, да так
    горько-горько. Смотрю -- вот он, маленький, жалуется на какую-то
    девочку и про готовальню что-то пищит...
     
    Все ребята, даже старшие, широко раскрыли в ожидании глаза: что
    же дальше?
     
    -- Я идти хочу; а он за ноги цепляется -- я чуть не споткнулся!
    -- и говорит: "Возьми меня с собой, пожа-а-алуйста, я домой
    хочу, к маме-готовальне, ей без меня плохо".
     
    Все весело хохочут, Юля краснеет, но смеется вместе со всеми и,
    взяв у папы циркуль, сразу кладет его на место, в готовальню.
     
    Мы вспоминаем сейчас, как мы были (да и бываем еще!) беспомощны
    в подобных случаях, когда начинаем упрекать:
     
    -- Опять на место не положила!
     
    -- Сколько же можно?!
     
    -- Ну и растеряха ты у нас! и т. д. и т. п.
     
    А результат? Обида, слезы и упрямое: "Ну и пусть!", "Ну и не
    надо! Да, я такая! Такая! Такая!", "Ну и пусть!"
     
    Б. П.: Вы спросите: при чем здесь годовалый малыш? А при том,
    что, чем раньше начинать, тем лучше.

          ЗАЧЕМ ТАК РАНО?

     
    Такой вопрос нам задают даже после нашего самого подробного
    рассказа. Особенно мамы.
     
    -- Подумать только, -- говорят они, -- с рождения учить стоять,
    ходить, плавать, петь, говорить, чуть ли не читать -- ведь жалко
    крошку! А потом: вырастают же люди и без этого.
     
    Конечно, вырастают, но...
     
    Многие ли встречали человека, свободно говорящего на
    трех-четырех языках? Такое не каждому дано, нужны особые
    лингвистические способности, скажут многие и... ошибутся. В
    интернациональной школе при ООН в Нью-Йорке, где с малых лет, а
    иногда с рождения живут, учатся и постоянно общаются дети многих
    национальностей, знание трех-четырех языков -- обычное явление.
    Все полиглоты!
     
    Теперь представьте себе, что ребенок, психически совершенно
    нормальный, обладающий слухом и зрением, в течение многих лет не
    в состоянии овладеть даже одним родным языком и остается
    фактически немым. Невероятно, правда? Однако науке известны
    трагические случаи, когда дети в младенческом возрасте попадали
    в логово диких зверей. Если их возвращали к людям позже
    шести-семилетнего возраста, они не могли научиться говорить, как
    ни старались этому научить их терпеливые и добрые воспитатели!
    Не могли!
     
    Еще пример. Может ли абсолютный музыкальный слух быть достоянием
    каждого человека? Нам представить себе это трудно. Но вот жители
    Вьетнама -- все! -- обладают поразительным музыкальным слухом.
    Чудо? Нет, просто вьетнамский язык четырехтональный, и, чтобы
    понимать друг друга, вьетнамцы должны с младенчества точно
    отличать высоту звуков.
     
    С младенчества! Но ведь именно тогда -- с первых дней жизни --
    и окунается маленький вьетнамец в стихию родной речи. С первых
    дней -- вот в чем дело!
     
    Подозреваем ли мы, что, говоря своему несмышленышу ласковые
    слова, напевая ему простые песенки, мы уже учим его говорить и
    понимать язык? Нет, просто так принято, все так делают. Да и
    нам, взрослым, с ним так интереснее, веселее, занятнее. И никто
    не думает о перегрузке, о том, что это рано, что ребенку тяжело,
    вредно, опасно. Наступает момент, и первое слово, еще до года,
    произносит сам малыш. Как просто! Но как непросто все
    становится, если мы будем мало говорить с ребенком. Как
    задерживается сразу его развитие! В доме ребенка, где дети
    воспитываются со дня рождения и на каждого взрослого приходится
    20-25 малышей, дети могут не заговорить и в два и в три года, с
    большим трудом осваивают речь и нередко долгие годы отстают
    потом в развитии.
     
    Итак, трудно осваивают язык (или не осваивают вовсе) те, кто
    начал изучать его слишком поздно (дети-Маугли), и те, языковое
    обобщение которых было очень бедно. Время начала и условия для
    развития -- вот что определяет успешность овладения родной
    речью. Но почему не предположить, что точно так же дело обстоит
    и с остальными способностями?
     
    Чрезвычайно распространено мнение, что способности наследуются,
    даются от природы. Но вот что утверждают последние работы
    генетиков: "...в наши дни, после окончательной победы в генетике
    принципа ненаследуемости благоприобретенных признаков, стало
    очевидным, что духовное развитие не записывается в генах. Оно
    фиксируется в социальной программе, которая передается путем
    воспитания усложняется и развивается с каждым новым поколением".
    Эти слова находим мы у академика Н. П. Дубинина * (подчеркнуто
    нами -- Б. П. и Л. А. Н.). Но в первый год жизни ребенка эта
    социальная программа целиком в руках родителей. И от того как
    сумеют родители распорядиться этим временем Начала Всех Начал,
    будет во многом зависеть будущее развитие их ребенка.
    * Дубинин Н. П., Шевченко Ю. Г., "Некоторые вопросы социальной проблемы природы человека." М.: Наука, 1976. с. 17.

     
    Л. А.: Подробнее мы расскажем об этом во второй части книги, где
    речь пойдет о детях постарше. Но начало нормальных (или
    ненормальных) отношений с ребенком закладывается очень рано --
    пожалуй, даже до его рождения. Известно, что здесь многое
    зависит от общего нравственного климата семьи. Но от чего
    зависит сам семейный климат? Конечно, на него воздействует
    многое, зависящее и не зависящее от членов семьи: от жилищных
    условий до личных настроений. И все это накладывает отпечаток на
    будущий характер растущих в семье детей. Можно ли все
    предусмотреть? Нельзя. Можно ли за все отвечать? По-моему,
    нужно! Часто слышу, с какой легкостью жалуются матери друг
    другу: "Мой такой неласковый", или "Такая уж она у меня
    плаксивая", или "А мой упрямым растет, и в кого он такой?" и т.
    д. и т. п. И никакого намека на то, чтобы поискать причину в
    собственных своих родительских действиях! Такой, дескать,
    уродился...
     
    Я же не вспомню ни одного примера, чтобы какой-нибудь недостаток
    наших детей не находил своих истоков в непродуманных,
    безответственных, неправильных действиях окружающих, прежде
    всего родных, близких людей, и особенно, конечно, нас,
    родителей. Спохватываешься, мучаешься, думаешь, анализируешь --
    н начинаешь все сначала, все по-другому. Не выходит. Снова и
    снова ищешь выхода. И находишь! Это уже завоевание, открытие,
    маленькая победа. Из многих таких достижений складывается опыт,
    опыт общения и... опыт ответственности. Хорошо, когда начинаешь
    накапливать этот опыт как можно раньше.

0

4

БЕЗ МАМЫ ПЛОХО

     
    Однажды в скверике мы наблюдали такую трогательную сценку. На
    скамейке оживленно разговаривают две молодые женщины. К одной из
    них нет-нет да приковыляет малыш лет двух, ткнется ей в колени,
    постоит так несколько секунд и топает назад к стайке ребятишек в
    песочнице. Она не спрашивает его ни о чем, просто положит
    сынишке руку на головку, погладит вихры, шепнет что-то на ушко,
    и он, словно глотнув живой воды, снова возвращается к игре. Его
    никто не обижал, мама ему была хорошо видна от песочницы, но он
    упорно приходил и приходил к ней, чтобы просто прикоснуться,
    почувствовать живое тепло ее рук, коленей -- без этого он просто
    не мог играть спокойно.
     
    Вот эту жажду не просто видеть меня, но и ощущать близко
    физически я заметила у своих малышей, к сожалению, не сразу.
    Только постепенно я поняла, что это не каприз -- видеть маму
    постоянно, чувствовать ее рядом или хотя бы слышать голос ее.
    Вначале я внимала не собственной интуиции, а расхожей "истине":
    ребенка не балуй, а то он тебе на шею сядет (помните: к рукам
    приучишь -- руки свяжет). И первенца своего с самого начала
    пыталась не баловать: плачет -- не подходила, пока не
    перестанет; спать уложу и нарочно уйду -- пусть засыпает сам;
    баюкать, песни петь -- ни-ни, а то привыкнет...
     
    Ну и что вышло? Из-за диатеза он плохо спал, часто плакал по
    ночам, я, очень стараясь "выдерживать характер", не брала его на
    руки и... извелась сама вконец. А потом, отчаявшись, махнула
    рукой на все "нельзя" и "не положено" и положила сынишку спать
    рядом с собой. За полгода его жизни это была первая ночь, когда
    мы оба выспались всласть. И все последующие ночи перестали быть
    для нас проблемой.
     
    Именно после этого мы и днем стали брать чаще его на руки, а
    потом так же поступали со всеми остальными малышами. Нашего папу
    бабушки иногда даже "елкой" называли, потому что стоит ему
    появиться, как на нем виснут все, кто может повиснуть, а кто не
    может, того он сам берет на руки и носит всех долго-долго или
    возится с малышами, пока все не устанут. Нет, это не было для
    нас обременительным. Мы видели, сколько радости приносит это
    ребятишкам, да и нам, взрослым, было хорошо. А поэтому не
    огорчались, что нарушали какие-то запреты.
     
    И вот теперь в печати мы все чаще встречаем подтверждения
    верности своих "неразумных" действий. Оказалось, физический
    контакт с близкими людьми дает ребенку чувство защищенности и
    безопасности, что необходимо для нормального развития психики.
    Описание одного опыта особенно поразило нас, хотя речь шла в нем
    не о людях, а об обезьянах. Биологи Харлоу и Суоми рассказывают,
    что они изучали экспериментально, в каком возрасте маленькие
    обезьянки лучше всего обучаются. Но для уроков обезьянок
    приходилось отнимать от матерей, чтобы те не мешали "учебе". Для
    маленьких обезьянок каждое расставание с матерью становилось
    трагедией. Это так подействовало на них, что остановилось их
    психическое развитие: шестимесячные обезьянки остались на
    уровне трехмесячных (как раз тогда их и начали отрывать от
    матерей). Картина эксперимента так исказилась, что его пришлось
    прекратить и начать второй.
     
    Во втором эксперименте обезьянок отняли от матерей сразу после
    рождения, а в клетку к каждой поставили по креслу с мохнатой
    обивкой, напоминавшей шерсть матери. В спинку кресла встроили
    бутылку с соской и вскармливали обезьянок искусственно. Обучение
    теперь шло прямо в клетке, кресло ему не мешало, но, когда для
    пробы кресло уносили из клетки, детеныш падал на пол, где оно
    стояло и горько "плакал" -- визжал. Стоило же вернуть кресло в
    клетку, как он прыгал на него, крепко впивался в мохнатую
    обшивку и несколько минут прижимался к нему, не решаясь его
    оставить.
     
    Эксперимент закончили, а выросших "безмамных" обезьянок пустили
    в общее стадо обезьян. Однако они оказались настолько
    неконтактны, необщительны, что не смогли даже создать семейные
    пары и были агрессивно настроены по отношению к другим
    обезьянам. Тогда прибегли к искусственному оплодотворению и
    дождались от этих обезьян, выросших без мам, потомства. И что
    же? Они не проявили к собственным детям никаких нежных чувств.
    Одна оторвала руку своему ребенку, вторая раскусила голову как
    кокосовый орех. Они не обращали внимания на то, что малыш
    "плачет", тогда как в стаде в подобном случае к нему немедленно
    бросается мать или даже кто-нибудь из других обезьян. Это
    поразило ученых: у "безмамных мам" совершенно отсутствовал
    материнский инстинкт, испокон веков считавшийся врожденным.
     
    Вот как страшно -- расти без мамы. Как же не болеть детишкам в
    яслях? Как же выздоравливать малышам в больницах -- без мам? По
    меткому выражению доктора Б. Спока, теперь нередко превращают
    грудного ребенка в кроватного. А если еще добавить сюда и
    искусственное вскармливание? Что же из этого получится, а?

          Требуются бабушки и дедушки

     
    Столь же нуждаются малыши в речевом и эмоциональном общении. Вот
    здесь незаменима роль бабушек, потому что родители из-за вечной
    своей занятости сильно обделяют детей общением. Со старшими мы
    разговаривали много и подолгу, вызывая их ответное желание
    повторять за нами звуки, произносить слоги, в этом нам помогали
    бабушки, которые тогда жили вместе с нами. И ребятишки к году
    уже многое понимали, даже произносили с десяток простых слов, то
    есть развивались вполне нормально.
     
    А со средними дело застопорилось: мы понадеялись, что все само
    собою образуется, и, всегда занятые, не заметили, как они стали
    отставать в развитии речи. Получалось это так. После завтрака
    или обеда мы отпускали маленьких играть со старшими (старше на
    два -- четыре года). Дела и игры у тех обычно были такими, что
    младшие участвовали на равных: "жили" в доме, построенном под
    столом, съезжали с горки, сделанной из раскладушки, и т. д.
    Ребятишки как-то приспосабливались к тому, что младший не умеет
    говорить, а потребность научить его никак не возникала. Малыш
    произносил какой то неопределенный звук "ы", который годился на
    все случаи жизни, и все его понимали.
     
    Вот тянет маленький ручонку к старшему и "говорит": "Ы-ы!" Тот
    дает ему руку, и малыш ведет старшего в кухню. Здесь стоит
    высокая скамейка, а на ней -- ведра с водой. Малыш берет со
    скамейки пустую кружку, вручает ее старшему, а сам хлопает
    другой ручонкой по ведру. Все понятно. Старший окунает кружку в
    ведро и поит малыша. И даже "ы" в этом случае не нужно. Мы и не
    заметили, что они к полутора годам говорили меньше слов, чем
    обычно годовалый. Как же трудно было их "разговорить" потом!
    Потребовалось много сил и времени, чтобы наверстать упущенное
    время.
     
    А когда родилась последняя дочка, Любаша, к нам переселился
    дедушка. Младшая внучка стала его любимицей. Он подолгу мог
    разговаривать с ней, читать ей стихи, рассматривать Картинки, и
    Люба в полтора года уже говорила маленькими фразами.
     
    Сейчас как-то уходят из нашей жизни удивительные, веками
    шлифовавшиеся народные потешки для самых маленьких, разные
    шутки-прибаутки, забавные звукоподражания, сопровождающиеся
    разными несложными, но веселыми действиями, так радующими
    ребенка. "Ладушки-ладушки", "Идет коза рогатая", "Сорока-ворона"
    и т. д. и т. п. много ли мы их знаем? А ведь их не один десяток.
    А сказки? А песни? Расул Гамзатов замечает, что в Дагестане о
    плохом человеке говорят: над ним мать пела плохие песни или не
    пела совсем.
     
    А какие песни слушают дети сейчас? Даже сказки стали теперь
    телесказками и радиосказками Прочитали мы как-то, что даже
    предлагают малышам слушать сказки по.. телефону: набери номер --
    и пожалуйста! Да ведь песня, сказка -- это прежде всего средство
    эмоционального общения. Как же общаться с телефоном?! Здесь
    что-то не так. Пусть сказка будет немудреная, пусть сказана она
    будет без должной артистичности, но родным голосом, родным
    человеком. Помните:

            ...заберусь я на печь к бабушке седой
            И начну у бабки сказку я просить,
            И начнет мне бабка сказку говорить...

     
    Пусть не подумают читатели, что мы против теле- и радиосказок.
    Наоборот, они очень нужны всем, в том числе и взрослым:
    воспроизведенные в художественных образах мастерами слова, кино,
    театра, эти сказки сильно действуют на воображение детей и
    многому их учат. Но все же... все же они тут лишь зрители и
    слушатели. Сказку на экране не перебьешь, вопрос не задашь:
    смотри, слушай и... переваривай. А вот читает мама сказку вслух
    или папа рассказывает что-то. Тут же вспыхивает то смех, то
    споры, то реплика, то вопрос. Особенно понравившиеся места
    читаем еще раз... Теплота и поэзия этих минут остаются с
    человеком на всю жизнь. Их не может дать ни магнитофонная лента,
    ни грампластинка, никакое иное самое современное изобретение --
    ничто не заменит живого общения с ребенком.

Яблоко раздора

     
    Первый ребенок почти всегда становится как бы пробным камнем
    педагогических воззрений всех взрослых, так или иначе связанных
    с малышом. Вокруг него чуть ли не с первого дня разгораются
    страсти и споры -- как кормить, купать, держать, пеленать и т.
    д. и т. п. Самое грустное заключается в том, что каждый из
    старших спорящих, даже если он не вырастил ни одного ребенка,
    считает себя глубоким знатоком в деле воспитания, знает даже,
    как обращаться с самым маленьким, и бесконечно дает советы и
    указания. Или, поджав губы, молча осуждает все попытки молодых
    решить уйму проблем своими силами. А начинающие родители, не
    имеющие никакого опыта, но преисполненные самых благих намерений
    самостоятельно растить ребенка -- конечно, современными
    способами! -- не приемлют ни одного совета, не согласны ни с
    чьими мнениями. У них уже есть свое (иногда у каждого свое, что
    только ухудшает обстановку). Да, два "враждующих лагеря" вокруг
    колыбели -- к сожалению, явление типичное. Не миновали его и мы.
     
    Теперь, когда оглядываешься назад -- в то трудное время
    постоянной нашей "войны" с окружающими, -- многое видится иначе,
    многое хотелось бы вернуть и исправить, но это, к сожалению,
    невозможно. Зато возможно другое: предотвратить подобные ошибки
    у других.
     
    Может быть, наш рассказ поможет это сделать хотя бы отчасти.
     
    Почти три года мы жили в одном доме со своими родными. Вокруг
    наших сыновей (двухлетнего и шестимесячного) собрались шестеро
    взрослых: родители, две бабушки, дядя и тетя -- люди все очень
    разные -- из не поддающихся на влияние и уговоры. Атмосфера
    несогласия и напряжения воцарилась с самого начала: родные
    настороженно и, безусловно, отрицательно отнеслись ко всем нашим
    педагогическим начинаниям: необычной закалке, спортснарядам в
    комнате, разрешению ползать по всему дому и т. д. Их нежелание
    хотя бы отчасти вникнуть в то, почему мы так делаем, их
    предсказания страшного будущего наших детей, высказываемые с
    уверенностью прорицателей, -- все это не могло не возбудить в
    нас протеста и стремления защитить себя от посягательств на наш
    суверенитет. К счастью, мы сами были во многом солидарны и
    действовали сообща, поддерживая друг друга. Это не исключало
    наших разногласий, но они, как правило, оставались между нами и
    не становились достоянием окружающих. В этом была наша сила --
    мы это чувствовали и дорожили своей солидарностью.
     
    Но мы не догадывались о своей слабости, о том, что мы сами
    постоянно провоцировали новые недовольства и возмущения
    окружающих и вызывали на себя огонь их критики. Чем? Честное
    слово, сейчас стыдно писать об этом, но что было, то было:
    увлеченные своими педагогическими поисками и открытиями, мы
    фактически не считались с окружающими, с их мыслями,
    убеждениями, привычками, традициями, чувствами, наконец. Не
    считались не потому, разумеется, что хотели кому-то сделать
    наперекор, а тем более назло -- суетное и мелочное это чувство
    нам было чуждо с самого начала. А нас подозревали в желании
    выделиться, что называется, быть не как все добрые люди. Это, в
    свою очередь, тоже обижало нас.
     
    Но главная беда заключалась в том, что мы просто поступали так,
    как считали правильным и нужным, и не обращали внимания на то,
    как это отражается на жизни и самочувствии окружающих. Мы
    вдохновлялись мудрым изречением "Иди своей дорогой, и пусть люди
    говорят что угодно", даже гордились тем, что способны идти прямо
    сквозь строй общественного мнения и общественных предрассудков.
     
    Мы и сейчас этим гордимся. Хороши были бы мы, если бы вместо
    твердого курса избрали "виляние под влиянием" каждого встречного
    и поперечного. Тут речь о другом.
     
    Совсем недавно мы наблюдали в электричке такую вот грустную
    сцену. В вагон, забитый до отказа, едва протиснулся отец с
    плачущим сынишкой лет четырех на руках.
     
    -- Хочу к бабушке, где бабушка?.. -- повторял малыш снова и
    снова.
     
    -- Перестань реветь, -- сурово выговаривал ему отец, -- бабушка
    осталась, мы едем домой.
     
    -- Хочу к бабушке, -- безнадежно тянул мальчик, еще всхлипывая,
    но уже в основном переставая плакать. Отец не уловил этой
    перемены и, выйдя из терпения, поставил сынишку на пол.
     
    -- Будешь реветь -- не возьму на руки.
     
    Что тут началось! Мальчишка громко расплакался и начал вопить
    исступленно:
     
    -- К бабушке! К бабушке хочу!
     
    Пассажиры, разумеется, встрепенулись: кто читал, бросил на самом
    интересном месте, кто говорил, оборвал речь на полуслове, кто
    дремал, очнулся... В ушах у всех звон стоял от резкого детского
    вопля:
     
    -- К ба-а-абушке-е-е!
     
    Отец стоял, прислонившись к стене, и время от времени произносил
    как можно спокойнее и тверже (доставалось ему это нелегко):
     
    -- Кричишь? Ну кричи, кричи, а мы послушаем.
     
    Стоявшие рядом пассажиры, в особенности, конечно, женщины,
    пытались унять малыша, заговаривали с ним, показывали что-то,
    многие предлагали отцу сесть у окна, отвлечь ребенка. Отец был
    непреклонен и от помощи отказывался:
     
    -- Пусть поорет, все равно по его не будет, и уговаривать его
    нечего.
     
    Взбудораженный вагон между тем переживал случившееся: кто
    осуждал отца, кто продолжал утешать крикуна, кто советовал
    "наддать этому сорванцу как следует, чтобы знал на будущее", а
    одна пожилая женщина достала из сумочки валидол:
     
    -- Не могу я детского крика слышать, мне плохо делается...
     
    Отец продолжал "воспитывать" сына еще минут пятнадцать, до самой
    Москвы, и на руки взял его, уже осипшего и изнемогшего, только
    когда выходил из вагона.
     
    Мы взглянули друг на друга: жалко, мол, и отца и сына.
     
    -- А знаешь, кого он мне напомнил? -- спросила я. -- Ты только
    не обижайся -- нас с тобой.
     
    -- Ну знаешь! У нас так ребята в вагонах ни разу не орали!
     
    -- В вагонах -- да, а дома?
     
    И мы вспомнили давнюю историю, которую описали в своей первой
    книжечке "Правы ли мы?", историю о том, как мы учили сына быть
    аккуратным и не дали ему чаю после того, как он опрокинул свою
    чашку. Больше часа продолжалось "сражение" между нами и
    двухлетним карапузом, окончившееся, разумеется, нашей победой, о
    чем мы с удовлетворением и написали так: "...когда за обедом и
    на следующий день мы видим, как Алеша предусмотрительно
    отодвигает от края стола стакан ...всякие сомнения пропадают:
    надо делать так, как мы делаем".
     
    Мы тогда не замечали несоизмеримости этой победы с ценой,
    которая была за нее заплачена. Ладно уж, что сами мы были выбиты
    из колеи не только на час, но и гораздо дольше; главное,
    разболелась голова у бабушки, не мог работать за тонкой
    перегородкой дядя Володя, проснулся и расплакался шестимесячный
    малыш. Мы "воспитывали" сына за счет нервотрепки всех
    окружающих. И тем самым преподали ему один из самых вредных
    уроков: неважно, что переживают остальные, важно, что чувствую и
    делаю я.
     
    Так, не желая того, мы возбуждали в сыне эгоистические чувства.
    И они не замедлили проявиться. Мы заметили, что старший не
    обращает никакого внимания на плач братишки -- точь-в-точь как
    мы не обращали внимания на его собственный плач. Это нас
    насторожило и натолкнуло на размышления, сомнения. Мы стали
    понемногу выкарабкиваться из дебрей, куда попали по собственной
    недальновидности и неопытности.
     
    Росли ребятишки, и мы видели, как важна для них хорошая
    добросердечная обстановка в доме, теплое отношение окружающих
    между собой. Но как добиться этих теплых отношений, если каждый
    стоит на своем и не стесняется в выражениях?
     
    Рецепт тут один: видимо, надо стараться понять переживания друг
    друга и щадить нервы близких людей.
     
    Так получается куда лучше -- мы в этом убедились на собственном
    опыте. Вот только следить за собой бывает трудно, зато когда
    получится, бывает так приятно!
ОПРОКИНУТАЯ ЧАШКА

     
    Иногда меня спрашивают, вспоминая историю с пролитым чаем:
     
    -- Ну а сейчас как бы вы поступили в описанной ситуации?
     
    И я отвечаю: это зависит от многих обстоятельств.
     
    Если это произошло от неловкости и невнимательности, а к тому же
    вызвало смущение и чувство вины у малыша -- а так оно у нас
    тогда и получилось, -- надо было бы посочувствовать ему:
     
    -- Вот досада-то! Вытер лужу? Ну садись, нальем еще. Только куда
    же чашку поставить, чтобы не свалить?
     
    Если ребенок хотел отодвинуть чашку и вдруг ее опрокинул, а сам
    расстроился до слез, скорее всего мы бы его утешил и, помогли
    вытереть лужу, налили чаю снова и поучили бы его отодвигать
    чашку, предоставив ему возможность самому попробовать, как лучше
    это сделать.
     
    Возможно и такое: малыш уже совсем засыпает -- из-за этого и все
    несчастье. Ну тогда лучше всего уложить его в постель, лужу
    вытереть и не вспоминать об этом больше, словно ничего и не было.
     
    Ну а если наше чадо вдруг капризно потребует: "Не хочу чаю, хочу
    молока!", оттолкнет от себя чашку да при этом еще и губы надует,
    чувствуя себя правым (не то, видите ли, ему подали), то тут и
    рассердиться не грех, и выставить из-за стола, и не дать ему
    больше ничего до следующей еды. Здесь уж дело не столько в
    чашке, сколько в его барском поведении, которого допускать
    просто нельзя.
     
    Мы перечислили лишь некоторые из возможных вариантов. А по
    существу, каждый подобный случай индивидуален, и реагировать на
    него невозможно по раз и навсегда принятому шаблону.

0

5

ЭТО Нельзя, А ЭТО Можно

     
    Но есть ситуации, которые имеют -- должны иметь! -- четкие и
    определенные оценки. Это очень важно для правильной ориентировки
    малыша в мире незнакомых для него вещей и отношений.
     
    Я помню, как однажды мне пришлось разговаривать с кем-то из
    гостей, держа на коленях восьмимесячного сынишку. Разговор еще
    не был закончен, а малыш начал капризничать. Тогда я, чтобы его
    успокоить, показала ему часы на руке и приложила их к его ушку:
    "Слышишь: тик-так!" Заинтересованный малыш потянул часы за
    ремешок и попробовал их снять. Ах, как нужно было мне окончить
    важный разговор, и я недолго думая сняла часы и, держа ремешок
    за пряжку, дала их сыну поиграть. Разговор был благополучно
    окончен, теперь часы надо было вернуть на место, но не тут-то
    было. Сын не захотел отдавать часы -- еще не наигрался.
     
    -- Нельзя играть часами! -- растерянно спохватилась я. -- Нельзя!
     
    -- Но ты же сама их дала ему, значит, можно, -- заметил отец. --
    Он так теперь и поймет: нельзя -- это значит можно. Ты его
    запутала.
     
    И правда -- пришлось повоевать с сыном, чтобы он часы больше не
    брал, чтобы понял: трогать это нельзя!
     
    С тех пор мы стали осторожнее с этим словом, постарались навести
    порядок в его употреблении. Прежде всего поняли: если что-то
    нельзя, оно должно быть нельзя с самого начала и без всяких
    колебаний. Скажем, брать часы, секундомер, трогать пишущую
    машинку, магнитофон, телевизор и прочие вещи, которые легко
    испортить, нельзя! Бросать ложки и вилки на пол, рвать книжки и
    писать на них нельзя! Хлопать -- даже в шутку -- бабушку или
    кого-нибудь другого по щекам, дергать котенка за хвост нельзя!
    Причем это слово должно произноситься строгим тоном, без
    уговоров и разъяснений.
     
    Но -- и это важно -- запрещений не должно быть очень много,
    только самый необходимый минимум. Если оградить ребенка
    сплошными "нельзя", да еще и строго наказывать за все нарушения
    запретов, можно либо его запугать, либо спровоцировать буйный
    протест. Ведь недовольство возникает с каждым "нельзя", потому
    что нельзя -- значит лишение какого-то желания, а это всегда
    обидно, досадно, не оставляет надежды на будущее.
     
    Мы стараемся не допускать этого: запрещая что-то малышу. сразу
    говорим ему, а что можно. Допустим: бросать хлеб нельзя, а
    мячик -- можно; делать больно котенку -- ни-ни. Нельзя! А
    погладить -- тихонько, ласково -- можно. Часы трогать нельзя, а
    вот это колесико или катушку -- можно; сегодня к бабушке поехать
    нельзя, но завтра будет можно. Тогда у ребенка есть надежда,
    перспектива, возможность действовать и правильное представление
    об этом. И тогда снимаются возможные конфликты, капризы и
    недоразумения. Он как бы получает компас для ориентировки в
    окружающем мире и становится спокойнее и увереннее в себе.

          И МАМУ НАДО ПОЖАЛЕТЬ

     
    Живое общение с малышом, внимание к нему -- без этого немыслимо
    нормальное развитие ребенка. Никто возражать против этого не
    будет. Но... ведь и общение общению рознь, и внимание не всегда
    на пользу идет. Мы убедились в этом на горьком опыте. В той же
    брошюре "Правы ли мы?", которую мы уже упоминали, есть такая
    главка: "Бабушкин рай".
     
    Наш сынишка попадает на целый день к трем бабушкам, они окружают
    его такой лаской, заботой, вниманием, что ему самому и делать
    ничего не остается -- все его желания исполняются немедленно и
    даже угадываются заранее, но, самое главное, все заботы
    направлены в одну сторону, от взрослых к ребенку. И никакого
    намека на взаимность, ответную заботу ребенка -- о взрослых.
     
    Малыш принимает знаки внимания как должное, прямо на глазах
    превращаясь в маленького деспота. Проявить же заботу о бабушках
    ему просто не приходит в голову, ибо это не требуется -- ведь
    "он еще маленький". А ведь и маленький может утешить обиженного,
    сострадать, помогать. И надо, обязательно надо давать эту
    возможность даже самому крошечному человечку.
     
    Да что от него толку? -- скажут многие. А это смотря какой толк
    иметь в виду. Вот чищу я картошку на кухне и ("недогадливая"!)
    наклоняюсь за каждой картофелиной к корзинке на полу. Видит
    Алеша (ему одиннадцать месяцев) эти поклоны и сам... достает
    картофелину из корзинки, а потом протягивает ее мне. Я, конечно,
    растрогана:
     
    -- Спасибо тебе, помощник ты мой хороший! Клади вот сюда, на мой
    стол.
     
    А Алеша, довольный моей похвалой, уже отыскивает вторую
    картофелину, побольше. Я не успеваю дочистить первую, а на столе
    появляется новая.
     
    -- Видишь, как быстро у нас дела пошли? Молодцы мы с тобой,
    правда?
     
    Уже до года малыш много раз попадает в такие ситуации, когда он
    может стать заботливым и внимательным помощником. Несет из
    колонки папа полные ведра воды, а Алеша бежит впереди и
    открывает ему все двери по очереди. Накрываю на стол, а Алеша
    каждому кладет ложку к тарелке. Работая, папа насорил на полу --
    Алеша в кухню за совком отправился.
     
    Мы старались не забывать похвалить малыша, поблагодарить его и
    не смеялись, что помощь от него маленькая. Сколько раз
    приходится видеть совсем удручающие картины. Малыш старается,
    пыхтит, хочет помочь, а старшие ему:
     
    -- Убирайся отсюда! Толку от тебя мало, больше мешаешь.
     
    И не понимают они, что толк не в том, сколько сумел сделать
    ребенок, а в том, что он хочет помочь и уже помогает -- по
    своим возможностям. Как важно поддержать его в этом стремлении!
     
    Кто не слышал таких вот горестных сетований от родителей уже
    взрослых детей:
     
    -- Кормила, поила, растила. Изо всех сил старалась, чтобы ни в
    чем отказу не знал. И вот вырос и забыл, что мать есть.
     
    Чувствуется, что человеку до слез больно от такой
    неблагодарности сына, но помочь ему уже нельзя. Всю жизнь шла
    забота только с одной стороны -- от матери к сыну, и ей в голову
    не приходило, что именно так взращивается будущая сыновняя
    неблагодарность.
     
    Когда в семье есть несколько ребятишек, то забота о самом
    маленьком, казалось бы, должна быть свойственна старшим детям.
    Однако само собой это не получается. Очень многое и здесь
    зависит от поведения взрослых. Можно, например, приказать
    старшему:
     
    -- Покорми Любу кефиром! -- дать бутылку, чтобы подержал, пока
    та все высосет.
     
    В этом случае старший воспринимает предложение как приказ,
    который исходит от папы или мамы и который надо выполнять,
    хочется того или не хочется, а о самой сестренке и заботы
    никакой нет.
     
    Но можно сказать это ребенку совсем иначе:
     
    -- Наша Любаша уже проголодалась. Надо ей бутылочку подержать, а
    у меня руки заняты. Как же теперь быть?
     
    -- Я подержу, мама, -- тут же предлагает кто-то.
     
    Вот так получается куда лучше: здесь возникает желание помочь и
    сестренке и маме. И если я к тому же не останусь равнодушной к
    этому, обрадуюсь:
     
    -- Какой ты заботливый братишка! -- это может лишь укрепить и
    развить родившуюся только что заботу о другом.
     
    Папа говорит нашей годовалой дочке:
     
    -- Любочка, мама устала, у мамы головка болит. Полечи ее.
     
    Дочка целует меня в лоб, гладит по волосам -- "лечит". И я
    улыбаюсь:
     
    -- Вот мне и лучше, спасибо, мой доктор.
     
    -- Давай будем говорить шепотом, -- говорю я старшему сыну, --
    девочки делают уроки...
     
    -- Ребятки, давайте-ка играть потише -- пусть Люба поспит...
     
    -- Тише! -- слышу голос старшей дочери. -- Мама работает.
     
    Если бы думать об этом раньше, у нас могло бы быть так
    всегда...
     
    Но к сознанию всего этого мы приходили, К сожалению, методом
    проб и ошибок. А надо, НАДО, НАДО было знать с самого начала,
    что малышу требуется не только забота о нем, и обязательно его
    забота о нас, о бабушках, о других людях. Иначе ему не вырасти
    настоящим человеком.

0

6

• ДВИЖЕНИЕ, ДВИЖЕНИЕ, ДВИЖЕНИЕ

     
    Дошкольное детство. Само название будто напоминает: впереди
    школа. Как пугает она сейчас родителей новыми программами,
    непривычными требованиями. И, желая получше подготовить своего
    малыша к будущей школьной жизни, столь непохожей на домашнюю,
    папы и мамы иногда устраивают дома со своими пяти-шестилетними
    детьми "настоящие" школьные уроки: "Сядь как следует", "Не
    вертись", "Повтори еще раз", "Дай полный ответ", "Выучи
    наизусть", "Пока не выучишь, гулять не пойдешь".
     
    Видя, что результаты, как ни бейся, невелики, родители впадают в
    уныние: "Непоседа, рассеянный, упрямый -- ну какой из него
    ученик?" И ищут ответ на вопрос: а как же надо готовить к школе?
    Читают об этом в журналах и в брошюрах, где подробно
    рассказывается, чем и как следует заниматься до школы. И в своих
    многочисленных письмах к нам часто обращаются с просьбой:
    "Расскажите, как вы учили своих детей читать, считать, быть
    внимательными, усидчивыми? Почему они в школе тратят мало
    времени на домашние задания, могут даже "перескакивать" через
    классы? Это что, врожденные способности или у вас особая система
    подготовки? Расскажите о ней!"
     
    Вот об этом и будет теперь наш рассказ. И начнем мы его не с
    обучения счету и чтению, не с выработки внимательности и
    любознательности (об этом будет речь потом), а... со здоровья
    малышей, с их физического развития. Почему? Да потому что школа
    -- это прежде всего парта, сидение в ней по нескольку часов в
    день, это, кроме того, сидение за домашними заданиями, за
    чтением десятков и сотен книг... это, короче, резкое ограничение
    подвижности ребенка в то самое время, когда он особенно
    нуждается в интенсивном, разнообразном, радостном движении.
     
    Конечно, когда-нибудь это противоречие будет преодолено, но
    пока, увы, остается во всей своей остроте, и страдают от этого
    больше всего как раз дети физически некрепкие, малоподвижные,
    вялые. Им учиться трудно, болеют они чаще, занимаются больше,
    поэтому сидят дольше, а следовательно, все более слабеют.
    Получается порочный круг, из которого выбраться очень трудно. А
    крепкий ребенок (ведь ему хочется двигаться!) хоть отчасти да
    возьмет свое -- на переменках, вне уроков, в стихии подвижных
    игр, а кому повезет (к сожалению, единицам из сотен) -- в
    организованных секциях, кружках.
     
    Вот и выходит, что прежде всего нужно позаботиться о том, чтобы
    ребенок уже до школы стал крепким и сильным. Как? Наверное, есть
    разные способы и пути для этого. Мы расскажем о своем.

          Если хочешь быть здоров

     
    Б. П.: Да, придется начать опять-таки с закаливания, хотя
    обходимся мы, как и на первом году жизни детей, без специальных
    закаливающих процедур.
     
    Такой вопрос мы не только слышим от многих, но и буквально
    читаем в глазах каждого наблюдающего наших ребятишек дома.
    Некоторые не выдерживают, берут Любочку на руки и трогают ее
    холодные пяточки:
     
    -- Тебе холодно?
     
    -- Нет, ни капельки! -- весело отвечает Люба и, соскользнув с
    рук на пол, мчится покачаться на боксерской груше, привязанной к
    канату.
     
    Это действительно так. У наших малышей удивительно хорошо
    работают все "терморегуляторы". Ночью в спальном мешке плюс
    33-34 градуса, и тельце и ножки у них теплые. А. вылезли утром
    из мешка -- кругом только плюс 18-22 градуса, а на полу всего
    лишь плюс 15 градусов (зимой в сильные морозы даже плюс 8-10
    градусов). Если бы кожа оставалась теплой, она отдавала бы много
    тепла. Вот она и приобретает температуру, близкую к температуре
    воздухе, а ступни ног -- к температуре пола, и тогда человек не
    мерзнет. Оказывается, такое терморегулирование есть у всех
    млекопитающих: температура подушечек на лапах собак, волков,
    зайцев равна температуре почвы, а зимой в морозы нулевая. При
    нуле градусов кровь не может замерзнуть (она соленая), снег и
    лед при этой температуре не тают, а кожа отдает минимум тепла.
    "Ну у животных это понятно для чего. Но зачем это человеку: ведь
    у него есть одежда и обувь?" -- спросите вы. Да, но одежда и
    обувь были изобретены для предотвращения переохлаждения и
    перегрева. Это когда-то замечательно расширило возможности
    человека в преодолении неблагоприятных воздействий окружающей
    среды. А теперь роль одежды частенько сводится к обеспечению
    термостата -- поддержания постоянной температуры вокруг тела. Да
    и современная квартира -- тот же термостат. К чему это ведет? К
    утрате адаптивных (приспособительных) реакций и к снижению
    сопротивляемости переменам в окружающей среде: и климатическим,
    и погодным, и житейским. Вот и получается: ноги промочил -- уже
    чихает, ветерок подул -- уже кашляет. Такому человеку только на
    печи и жить -- так узок его диапазон приспособительных
    возможностей.
     
    А мы постарались этот диапазон для своих детишек расширить,
    чтобы не было ни у нас, ни у них боязни сквозняков, промокших
    ног, солнечных ударов, летнего дождя и многого другого. И
    сделали мы это не путем специальных процедур с медлительностью и
    постепенностью, а просто... разрешили ходить в трусиках и
    босиком дома и на улице, даже -- если хочется -- выскакивать на
    снег и из горячей бани, и из комнаты. Знаете, как хорошо утром
    вместо зарядки пробежаться по беговой дорожке, а вечером -- по
    снежку вокруг дома, так мы иногда "моем ноги" перед сном...
     
    Даже мы сами, взрослые, расхрабрившись, вслед за малышами начали
    ходить босиком по полу, по земле, по снегу. Как же это оказалось
    приятно... К тому же еще надо учесть, что, и выходя из дома, мы
    одеваемся примерно на сезон легче, чем принято, то есть осенью
    по-летнему, а зимой по-осеннему (если не ниже минус 10 градусов).
     
    И каковы же получились результаты?
     
    Во-первых, мы избавились от простудных заболеваний (это 90
    процентов всех детских болезней!), а заодно и от вечного страха
    перед ними, который так отравляет существование и родителям и
    детям. Как-то один из старших вспомнил: "Когда я в школе учился,
    даже обидно было: все простужаются, а я никак. Ну что это за
    жизнь -- и уроков не пропустить на законном основании". Всем бы
    такую "обиду".
     
    Во-вторых, легкая одежда, а тем более ее отсутствие, не стесняет
    движений, а прохлада бодрит и стимулирует большую подвижность --
    двигаться в таких условиях не просто хочется, а даже приятно.
     
    В-третьих, хождение босиком предотвращает плоскостопие, делает
    кожу стопы плотнее и прочнее, а походку и бег легче и свободнее,
    то есть благоприятно сказывается на осанке ребенка и координации
    его движений. Босые ноги и на спортснарядах -- подспорье, а не
    помеха (попробуйте в ботинках забраться на шест, например). Вот
    почему мы стойко выдерживаем замечания некоторых окружающих о
    том, что "быть голым и неэтично н неприлично". И лелеем тайную
    мечту, что когда-нибудь идеалом станет стройный, сильный и
    крепкий, как пружинка, малыш, один вид тельца которого будет
    вызывать улыбку восхищения. Тогда покажется неэтичным прятать
    под одеждами эту красоту.
     
    Л. А.: Тут следовало бы напомнить, что мы разрешали ходить
    босиком и в трусиках нашим детям с самых первых их шагов и даже
    раньше. Это очень важно! Позволь подобное маленькому человеку,
    который уже переболел отитом, ангиной, пневмонией или
    простужается без конца. Что из этого выйдет?
     
    -- Повезло вам на здоровеньких детишек, вот были бы у вас
    слабенькие да болезненные, небось дрожали бы над ними и кутали
    не меньше, чем другие -- так иногда говорят нам.
     
    Что сказать на это? Думаю: везет, когда везешь. Мы уже говорили,
    что у шестерых наших детей был экссудативный диатез. А это
    значит, что все они были предрасположены к заболеваниям,
    особенно к простудным (цитирую из популярной медицинской
    энциклопедии: "...экссудативный диатез проявляется в склонности
    ребенка.. к частым воспалениям дыхательных путей, заболеваниям
    желудочно-кишечного тракта, нервной возбудимости и пр."). Ничего
    себе "повезло на здоровеньких"... Даже не представляю себе, что
    бы из них вышло, если бы не нашли "профилактические" меры,
    предпринимаемые с младенчества.
     
    Говорят нам и так:
     
    -- Это вы смелые, потому что вас ни разу еще не прихватило как
    следует. Вот стрясись что серьезное, сразу откажетесь от своих
    "снежных процедур".
     
    Стряслось -- не отказались. Вот как это было. Случилась у нас в
    семье пневмония -- за 17 лет первый раз, у двухлетней Любочки --
    осложнение после гриппа. Не уследила я, с температурой отпустила
    гулять совсем налегке, как всегда, а погода была осенняя,
    промозглая... До сих пор вспоминаю с ужасом, как она в
    беспамятстве лежала у меня на руках в приемном покое больницы,
    как мы долго уговаривали дежурного врача положить и меня вместе
    с ней в палату, как я не могла никак уйти от больничной двери и
    как подкашивались у меня ноги, когда я спозаранку пошла
    узнавать: как? что? Состояние дочурки было тяжелым, несколько
    дней все мы жили от одного посещения больницы до другого... Да
    что говорить -- каждый, у кого тяжело болел ребенок, пережил то
    же. А мы с этим столкнулись впервые. Вот когда я поняла
    по-настоящему, каково это, когда болеют дети... Наконец дочку
    выписали. И конечно, первые дни мы боялись на нее дохнуть.
     
    -- Уж теперь небось не пустите ее по снегу босиком? --
    спрашивали у меня.
     
    -- Пущу обязательно, -- говорила я, -- потому что не хочу, чтобы
    это повторилось. -- Но, говоря так, я еще не знала, как я это
    буду делать.
     
    Что же вышло? Вот отрывки из дневника:
     
    31.10.73 г. "Любу выписали из больницы".
     
    2.11. "Повысилась температура до 38,50"
     
    9.11. "Впервые после болезни минут 20 бегала босиком по полу и
    сопротивлялась надеванию рубашки".
     
    17.11. "Заболела снова. Температура 38,50, мелкая сыпь: коревая
    краснуха".
     
    3.2.74 г. "Люба снова бегает по снегу босиком!"
     
    Со времени выписки из больницы прошло три месяца, всего три! Но
    для того, чтобы уже на девятый день после выхода из больницы
    "сопротивляться надеванию рубашки", надо было, чтобы Любаша
    намного раньше уже испытала радость и удовольствие от хождения
    в одних трусиках. Значит, и тут выручила наша "голопрофилактика"
    -- раннее закаливание без закаливающих процедур.

          Без лекарств

     
    Б. П.: Напомню, что, избавившись от простудных заболеваний, мы
    избавились примерно от 90 процентов всех детских болезней.
    Осталось лишь 10 процентов, в основном грипп и детские
    инфекционные болезни. Их наши ребята обычно переносят легко --
    без лекарств и лечебных процедур, иногда и без повышения
    температуры. Высокая температура держится день-два, мы ее не
    стараемся искусственно сбить ни аспирином, ни другими
    лекарствами, потому что считаем, что организм должен сам
    бороться с болезнью, от этого иммунные силы его растут. Так и
    выходит: болезнь протекает бурно, остро, выздоровление наступает
    быстро и, как правило, без всяких неприятных последствий и
    осложнений -- мы это заметили уже у первых малышей и совершенно
    отказались не только от самодеятельного пичканья детей
    лекарствами, но даже и врачей просим не выписывать их, особенно
    антибиотиков, все равно мы их не даем.
     
    Л. А.: Как-то Антон, отыскивая анальгин (попросил дедушка),
    устроил "ревизию" в нашей аптечке -- вывалил все ее небогатое
    содержимое на стол, начал копаться в пестрых пакетиках и
    коробочках и вдруг... расхохотался:
     
    -- Мам, да ты посмотри -- у нас тут все лекарства десятилетней
    давности!
     
    Я даже не поверила. Но он мне показывал одно лекарство за
    другим: срок годности истекал в 1966, 1967, 1968 годах. А шел
    уже 1977-й! Я припомнила: тогда года полтора жила у нас бабушка
    Валя, которая часто прихварывала, вот и остался от нее в
    наследство весь этот лекарственный "запас".
     
    Так, значит, совсем не лечим? Нет, лечим: постель, малиновое
    варенье, чай с лимоном, мокрая повязка на лоб, горячее молоко с
    медом, если хочется есть, что-нибудь любимое, нет аппетита --
    насильно ничего не даем... Что еще? А еще... сказки или
    какие-нибудь веселые истории, которые мы читаем или рассказываем
    больному по очереди.
     
    Иногда ребятишки шутят: "Поболеть бы немножко: все за тобой
    ухаживают, книжки читают, варенье дают -- хорошо!"
     
    Ну, конечно, бывают случаи и сложные, когда не до сказок, не до
    шуток. Я уже рассказывала о том, как болела пневмонией Любаша.
    Перенесла операцию по поводу аппендицита девятилетняя Юля. С
    подозрением на дизентерию пролежал в больнице двухлетний Алеша.
    Особенно горько было нам, когда во второй раз в больницу, уже
    школьницей, попала Люба -- снова пневмония. И опять вина тут
    была моя, а вернее моя постоянная сверхзанятость (матери так
    нельзя!): не выдержала ее в постели, не вылечила до конца грипп,
    а повторно заболеть пневмонией оказалось куда проще.
     
    Подведем некоторые итоги. Из семерых детей за 18 лет побывали в
    стационаре лишь трое, всего четыре раза. Вызываем мы врача на
    дом и обращаемся в поликлинику по поводу болезней всех семерых
    до семи-восьми раз в году, хотя по существующим статистическим
    "нормам" наша семья должна бы беспокоить врачей только из-за
    детских болезней до ста раз в году. А у нас были годы, когда
    совсем не было необходимости обращаться к врачу.
     
    Однажды из-за этого даже конфуз получился. Пошла я записывать
    кого-то из младших на прием к зубному врачу. Прихожу в
    поликлинику, иду в регистратуру...
     
    -- Мы здесь детей не обслуживаем, идите к детскому врачу, --
    сердито сказали мне из окошечка.
     
    -- А где он принимает?
     
    -- Да вы что, не знаете, где у нас детская консультация? --
    удивилась регистраторша. -- Приезжие, что ли?
     
    Мне было и неловко и смешно. Больница вот уже два года была
    размещена в новом здании, а я попала сюда только первый раз. К
    этому можно еще добавить, что бюллетенила я из-за детей в
    течение 17-18 лет всего шесть-семь раз, хотя годовым отпуском
    после рождения ребенка ни разу не пользовалась, то есть выходила
    на работу сразу по окончании декретного отпуска, когда малышу
    исполнялось не больше трех месяцев. Мне не страшно было:
    ребятишки росли здоровыми, и мы с отцом могли спокойно работать
    и справляться со всеми своими многочисленными обязанностями.

          НАС СПРАШИВАЮТ: А ЕСЛИ РЕБЕНОК ЧАСТО ПРОСТУЖАЕТСЯ?

     
    Л. А.: Вполне возможно, что, увидев в оглавлении такой вопрос,
    вы откроете нашу книгу как раз на этой странице -- слишком уж
    это больная проблема для многих родителей: как закалить ребенка,
    подверженного простудам, уже привыкшего к постоянному
    перекутыванию?
     
    Раньше в ответ на подобный вопрос мы только руками разводили:
    "Нет у нас такого опыта, не имели мы дела с изнеженными детьми,
    поэтому не можем предложить методики их закаливания. Мы
    представляем, как не доводить ребенка до такого состояния, но
    как вывести из него, не знаем". Мы говорили и видели такие
    разочарованные лица, такие огорченные глаза, что... не
    выдерживали этих взглядов и пытались хоть как-то подбодрить --
    ничего, мол, не отчаивайтесь! -- и даже пробовали давать
    какие-то не очень вразумительные советы.
     
    Со временем мы почувствовали, что уходить от этого вопроса
    нельзя, что надо собрать все, что мы знаем, что наблюдали, что
    сами испытали, и рассказать об этом.
     
    Это не инструкция, не методика (мы не специалисты, чтобы их
    давать), это опыт. Мы будем рады, если он хоть немного вам
    поможет.
     
    Самое трудное -- преодолеть собственную свою боязнь и приобрести
    какую-то долю уверенности в том, что ваши усилия обязательно
    приведут к успеху. Некоторым в таких случаях помогает
    психологическая подготовка: какое-то время надо отдать на
    чтение, размышление, на обсуждение с близкими (чтобы не было
    раздоров и разногласий!), как перестроить общий уклад жизни. Это
    неизбежно, ибо одними закаливающими процедурами, не изменяя
    условий жизни ребенка, едва ли можно добиться значительных
    сдвигов.
     
    Если вы, допустим, начнете водные обтирания и обливания, но при
    этом на прогулку будете своего сына снаряжать по прежнему как на
    северный полюс, а дома будете опять бояться лишний раз открывать
    форточку и не снимете с него колготок и теплых рубашек, то толку
    от такого "закаливания" не будет.
     
    Опыт подсказывает, что не довеском, не добавкой должно быть
    закаливание, а изменением всего образа жизни, приближением его
    к более спартанскому, не изнеживающему, а закаливающему как бы
    само собой -- в этом, по-нашему, должна состоять ваша конечная
    цель.
     
    С чего можно здесь начать? Нужно, например, отказаться от
    высказываний типа: "Не подходи к двери -- простудишься", "Не пей
    холодную воду -- горлышко заболит", "Мороженое тебе нельзя --
    кашлять будешь", то есть вообще отказаться от упоминай болезней
    при ребенке -- не пугать его ими, не предполагать, что они у
    него обязательно будут. Хорошо бы дальше научиться говорить
    вместо: "Оденься теплее! Повяжи шарф! Надень еще одни теплые
    носки..." -- хотя бы так (как бы советуясь с ребенком,
    предоставляя ему право решать самому): "Ну, что мы сегодня
    наденем? На улице морозец, но несильный, симпатичный такой
    мороз. Стоит или не стоит еще носочки надеть?" Если малышу
    захочется надеть поменьше одежек, похвалите его -- это уже
    победа.
     
    Легче всего начинать с освобождения от одежды в комнате. Причем
    начинать не ребенку, а... самим взрослым. По собственному опыту
    знаем, что давление на малыша ни к чему хорошему привести не
    может, если он сам не будет стремиться к тому же, чего хочется и
    его родителям. Вся задача поэтому, на наш взгляд, и сводится к
    тому, чтобы возбудить у самого ребенка желание полегче
    одеться, снять одну из двух рубашек, надеть носки вместо
    колготок, а потом и ступить на пол босичком. Может быть, первым
    покажет пример отец (а мама его похвалит) или мать (тогда папа
    порадуется за нее). Главное, чтобы было понятно, что это
    хорошо. Но к самому малышу не следует при этом приставать с
    упреками, мол: "Что же ты, смотри, какой папа молодец, а ты..."
    Зато первую же его попытку: "А я тоже хочу..." -- встретить
    одобрением: "Молодец, ты совсем как папа!"
     
    То же самое можно проделать и с водными процедурами: во время
    купания сначала не ребенка обливать прохладной водой, а
    кому-нибудь из взрослых самому облиться: "Эх, хорошо, приятная
    водичка!" А у малыша спросить: "Хочешь?" Не захочет -- отложить
    раз-другой, а захочет, то облить его действительно приятной (не
    слишком холодной!) водой да похвалить его при этом. А потом
    растереть досуха, приговаривая что-нибудь веселое, вроде:

            Отчего течет вода
            С этого младенца?
            Он недавно из пруда --
            Дайте полотенце!

     
    А в следующий раз пусть малыш сам определит, какой водой его
    облить: потеплей или похолодней... как папа? Эта маленькая
    хитрость, как правило, действует безотказно: малышу очень
    хочется быть "как папа, как мама". Значит, нам самим -- ничего
    не поделаешь! -- надо становиться все лучше, а заодно бодрее и
    веселее. Радость и смех малыша, его "Еще, еще!" -- вот ключ и к
    успеху и гарантия того, что все идет нормально.
     
    Ну а если вдруг снова насморк? Встретьте его без уныния и паник,
    даже, если сможете, с шуткой:
     
    -- Это из тебя, наверное, распоследние простудинки вытряхиваются
    -- пусть, не страшно.
     
    Очень важно внушить ребенку (и себе) уверенность в том, что он
    очень здоровый, крепкий и никакая хворь ему не страшна.
     
    Б. П.: Вот еще одно важное наблюдение: переход к новому укладу
    жизни не должен быть слишком резким и "волевым": необходима
    известная постепенность, зависящая в основном от настроения и
    успехов самого ребенка. Но и затягивать этот переход не надо.
    Видимо, месяц-полтора, не больше двух -- самый подходящий для
    этого срок. За это время организм может уже в основном
    приспособиться к новым условиям -- это одно. А другое вот что:
    ребенок не может долго на чем-то сосредоточиваться, а здесь надо
    воздействовать на его психику, настроить его на иное восприятие
    жизни. Это следует делать насыщенно, в темпе. Лучше всего
    воспользоваться для этого летним отпуском и дачными условиями,
    когда можно пустить в ход сразу три закаливающих фактора:
    солнце, воздух, воду. И не забыть еще одно, чрезвычайно важное
    -- движение, движение, движение: не лежать, а ходить, не
    ходить, а бегать, не перешагивать, а перепрыгивать, не сидеть в
    гамаке, а... лазить по какому-нибудь развесистому дереву... --
    обо всем этом мы расскажем в следующей главе, а пока придется
    остановиться еще на одном вопросе, с которого обычно начинают,
    когда говорят о здоровье, а мы, наоборот, отодвинули его в самый
    конец.

          "ПРОБЛЕМА" ПИТАНИЯ

     
    Л. А.: То, что мы поставили слово "проблема" в кавычки,
    разумеется, не означает нашего пренебрежительного отношения к
    этому важному вопросу. Забота о питании всегда будет для
    человечества первостепенной, а для любой семьи, безусловно,
    значительной. Мы имеем в виду другое: в проблему превращают
    нередко то, что, по нашему мнению, проблемой вовсе не является.
    То и дело матери жалуются: "Совсем ничего не ест, прямо
    измучилась. Только со слезами да с уговорами едва-едва полпорции
    впихнешь в него, и все. Что делать?" Вот и "проблема": как
    впихнуть в ребенка его норму полезных, витаминозных,
    разумеется, калорийных, особо питательных веществ? И вот:
    индивидуальное меню, ежедневное разнообразие, чуть ли не
    ресторанная сервировка, отдельная от семьи торжественная трапеза
    с увещеваниями, спектаклями, угрозами: "Пока не съешь, не
    выйдешь из-за стола". Последнее хотя и не рекомендуется, но все
    же никак не исчезает из практики этого "священного действа". Так
    бывает в детских садах, в школах, что уж говорить о семьях. Даже
    стихи и сказки сочиняются с таким "гвоздем морали": хорошая
    девочка Маша здоровая и веселая потому, что она съедает весь
    обед, а плохой мальчик Вася -- хилый и слабый, потому что не
    любит манной каши.
     
    Мы считаем это не только совершенно противоестественным, но даже
    без нравственным, потому что все эти усилия вызывают в конечном
    счете если не отвращение, то пренебрежение к еде, результату
    огромного труда многих людей.
     
    Одно лето трое наших ребят отдыхали в пионерском лагере.
    Вернувшись, они с возмущением рассказывали мне, как много
    хорошей еды оставалось на тарелках; ее трижды в день собирали в
    огромные кастрюли и скармливали свиньям или даже выбрасывали.
    Вот где проблема без всяких кавычек: как стало обычным,
    привычным, незаметным такое безобразное расточительство, по
    существу, настоящее нравственное преступление? А начинается-то
    все с невинного: "Съешь за маму, съешь за папу", "Ну еще хоть
    немножечко!"
     
    Даже если подойти к еде с чисто физиологической стороны, и то,
    кроме вреда (перекорма, ожирения), ничего не выходит из этого
    насильственного вскармливания по раз и навсегда установленным
    нормам. Ведь желание есть зависит от многих причин, главная из
    которых, на наш взгляд, элементарна: человек должен
    проголодаться. И все, и никаких сложностей. У нас в семье эта
    проблема и не возникала, потому что: "Хочешь -- ешь, не хочешь
    -- не надо, но уж до следующей еды никаких кусков". Исключения,
    конечно, бывают, особенно для малышей, но уговаривать и охать по
    этому поводу никому даже и в голову не приходит. В результате у
    всех ребят отличный аппетит, не нуждающийся, кстати сказать, ни
    в специальной психологической подготовке, ни в изысканной
    сервировке, ни в специальных блюдах.
     
    На последнем придется остановиться подробнее. Сколько раз мне
    приходилось и читать и слышать о том, что детям необходимо
    отдельное меню, соответствующее их возрасту. И всякий раз это
    вызывает у меня недоумение и грустную улыбку: на кого рассчитаны
    эти рекомендации? Можно подумать, что в каждой семье есть повар,
    или кухарка, или, по крайней мере, освобожденная от всех иных
    дел бабушка. Даже если в семье двое детишек, годовалый и
    пятилетний, то уже следует готовить каждый раз три варианта
    разных блюд: маленькому отдельно, старшему соответственно тоже,
    а взрослым тоже что-то свое. Некоторые женщины пытаются это
    делать и...
     
    -- Ох эти разносолы -- все свободное время у плиты торчу! --
    жаловалась мне одна знакомая. -- Больше ни на что времени не
    хватает!
     
    Когда же я в ответ заикнулась: мол, можно бы и попроще, она
    удивилась:
     
    -- Щи да кашу? Ха-ха! Не то время. Мои мужики (у нее муж и
    пятилетний сын) каши какие-нибудь и видеть не хотят. Мясо
    жареное подавай, а сыну котлетки домашние или курочку...
     
    -- И подаешь? -- спросила я не без иронии.
     
    -- А как же! У меня не семеро по лавкам, во всяком случае, на
    нормальное питание хватает, -- не удержалась от колкости и она.
     
    Мы не поняли друг друга. Ей было жалко моих детей, которые "не
    могут нормально питаться", а мне было грустно по другой причине:
    у этой мамы все время и силы уходят на питание, а на воспитание
    уже ничего не остается.
     
    Я предпочла иное: как только возможно, высвободить время для
    воспитания, для общения с детьми. За счет питания? Нет. Просто
    попыталась найти рациональное решение этой непростой житейской
    задачи. Итак, дано: очень мало времени, не очень много средств и
    семь-восемь и более человек от мала до велика. Требуется: всех
    накормить вовремя, досыта и доброкачественно.
     
    Решение задачи.
     
    Учитываем, что доброкачественность пищи далеко не прямо
    пропорциональна дороговизне продуктов и обратно пропорциональна
    длительности их тепловой обработки. Берем самые разные овощи,
    крупы и... покупаем скороварку.
     
    Учитываем далее, что в семье есть малые дети, которым острые
    блюда, копчености, жирное мясо, костистая рыба и избыток
    сладостей ни к чему. Удаляем все это из общего рациона.
     
    Учитываем, кроме этого, что существует множество продуктов
    (особенно молочных!), уже готовых к употреблению: молоко,
    творог, кефир, сыр, сметана, сливочное и растительное масла,
    мед. Эти продукты -- по возможности и по желанию каждый день.
     
    Наконец, фрукты. Вволю дороговато, приходится делить понемногу
    на всех (обязательно на всех, не только детям!) Кроме того, есть
    ведь и сухие фрукты. Вы думаете, недостаточно? Фруктов, может
    быть, да. Но витаминов? Заморские апельсины, например, можно
    вполне заменить сладкой, сочной (и дешевой!) отечественной
    морковкой, а вместо дефицитных мандаринов всегда можно сделать
    великолепный салат из свежей капусты с зеленым луком и горошком.
     
    Что в результате: овощные и крупяные супы, борщи чаще на мясном
    бульоне, всевозможные каши (манная -- одна из любимейших),
    картошка во всех видах: от печеной в мундирах до жареной;
    особенно любимы тушеная с мясом и пюре макароны с сыром,
    творогом, сметаной, изюмом, жареным луком, капуста, винегрет,
    рыба, рыбные консервы (там есть размягченные косточки,
    необходимые для профилактики кариеса). Ну и, конечно, хлеб,
    молоко, молочные продукты. Праздничные блюда: фруктовый сок,
    пельмени и пироги с самыми разными начинками, печенья
    собственного изготовления, торты, конфеты.
     
    Задача, считаю, в основном решена: времени, сил, средств --
    минимум, но еды вдоволь, она хоть и без разносолов, но свежа и
    разнообразна. И все-таки одна загвоздка есть: как же быть с
    разными возрастами?
     
    Открою два секрета, которые мне помогли решить и эту проблему.
    Об одном я уже упомянула: мы приблизили общий стол к детскому
    рациону, то есть исключили до поры до времени все, что детям
    неполезно (а оно, как оказывается, неполезно и взрослым),
    следовательно, такая перемена получилась никому не в ущерб.
     
    Вторым было вот что: за стол мы всегда садимся всей семьей,
    отдельно я (кроме грудных, разумеется) никого не кормила, хотя
    частенько брала на колени к себе самого маленького и за общим
    столом давала ему попробовать то, что ему было "по зубам":
    ложечку бульона, пюре, киселя, каши -- из того, что ели все
    остальные. Постепенно малыш пробовал самую разнообразную еду и
    никаких трудностей с переходом к новой пище у нас с ним никогда
    не возникало. Ребенок легко привыкал к любой новой для него еде,
    наверное, потому, что начинал с самых маленьких порций и ел
    сколько ему хотелось. Все это полностью освободило меня и от
    специального приготовления пищи для ребенка, и от траты времени
    на его отдельное кормление. Это оказалось очень полезным и еще в
    одном отношении. Малыша за общим столом намного легче было
    приучить к опрятности и умению пользоваться чашкой, ложкой,
    вилкой, хотя опять-таки специального времени это обучение у нас
    не отнимало -- все шло "между делом". При этом я сама вполне
    успевала нормально, не торопясь, поесть, потому что
    обслуживанием за столом уже не занималась -- это обеспечивал
    кто-нибудь из семьи. Малыш -- сидел ли он у меня или у папы на
    коленях, или, позже, на своем высоком стульчике -- был постоянно
    под наблюдением взрослого. Это оказалось очень важно в самом
    начале -- тогда было сравнительно нетрудно приучить ребенка к
    правильному поведению за столом и не приходилось его потом долго
    и нудно переучивать.
     
    Со временем мы четко поняли, что первая же попытка швырнуть на
    пол ложку, размазать кашу или хлопнуть рукой по киселю должна
    быть строго пресечена: можно отодвинуть еду, отобрать ложку,
    даже высадить из-за стола. Первая же! А если надо, и вторая и
    третья. Тогда дальше будет легко. Если же начать уговаривать или
    наказывать после десяти размазываний, на которые не обращали
    раньше внимания, то скандалов, капризов и нервотрепок не
    избежать. Думаю, с самого начала должно быть несколько четких
    запретов: нельзя ничего разливать и пачкать, нельзя крошить,
    бросать хлеб и играть с ним, нельзя (для детей постарше)
    оставлять после себя объедки, куски хлеба, еду на тарелке. Для
    этого мы всегда спрашиваем: сколько положить? Если малыш не
    рассчитал и никак не может справиться, отложим: "Доешь потом".
    Иногда ему могут помочь папа или мама. Но выбрасывать -- ни-ни,
    это преступление!
     
    Когда приходила пора (у нас это было в 1 год -- 1 год З месяца)
    и ребенок сам тянулся за ложкой -- не для игры, а чтобы
    попробовать ею есть, мы давали ему ложечку, маленькую, удобную
    для него. Но давали (в первый же раз!) правильно, не в кулак и
    не в щепоть, а как полагается, и придерживали его непослушные
    пальчики своей рукой. Фактически на первых порах приходилось
    держать ложку вместе с ним и помочь ему донести кашу не в ухо,
    не к щеке, а в ротишко. И так изо дня в день может пройти целая
    неделя. Приходилось набираться терпения. Затем мы постепенно
    пробовали отпускать ручку малыша. При этом каждый раз давали
    ему ложку только правильно, следили за тем, чтобы он иначе ложку
    во время еды не брал. И не ругали за неудачу, а хвалили, когда
    получается. А уж когда малышу удавалось самому съесть несколько
    ложек каши (я ее варила не слишком жидкой для начала), то мы
    устраивали даже маленький праздник: дарили, например, ему особую
    ложку с его инициалами.
     
    На все эти "мелочи" у взрослых часто не хватает терпения и
    умения (хотя ссылаются они при этом на нехватку времени), а это
    как раз не мелочь -- в этом тоже рождается самостоятельность.
    Надо обязательно помочь этому важнейшему процессу в развитии
    ребенка, не пожалеть на это времени, не прозевать самые первые
    его проявления ни в чем -- это сторицей окупится потом.
     
    Что-то у меня получается все не про здоровье, а про другое,
    совсем с ним и не связанное.
     
    Б. П.: Ну и что же, в конце концов, ведь мы же писали еще в
    первой своей брошюре "Правы ли мы?", что не согласны с
    поговоркой: "Слаб, потому что мало каши ел". Это тогда, когда
    люди голодали, она отчасти была справедливой, да и то только
    отчасти. И сила и здоровье куда больше зависят совсем от
    другого. К этому мы сейчас и перейдем.

0

7

НАША СПОРТИВНАЯ КОМНАТА

     
    Мы знали, что с ростом благосостояния и комфорта городской жизни
    объем и напряженность физической деятельности взрослых и
    особенно детей упали значительно ниже оптимальной дозы,
    необходимой для нормального развития, что гипокинезия и
    гиподинамия становятся болезнями века и причиной многих,
    особенно сердечно-сосудистых заболеваний. Мы попробовали
    противостоять этой тенденции века и стали -- в меру своих
    возможностей -- менять условия и уклад нашей семейной жизни так,
    чтобы не только максимально удовлетворить потребность детей в
    движении, но и развить у них эту потребность. Этому
    чрезвычайно помогло то, что мы не побоялись сделать спортивный
    уголок в единственной комнате, где жили тогда вместе с двумя
    детьми. Мы еще не знали, что спортснаряды совершенно необходимы
    не только в комнате, но и в детском саду, во дворе, в детских
    парках, на пляжах -- везде, где есть дети, потому что это одно
    из эффективнейших средств для удовлетворения потребности ребенка
    в движении, необходимом для его развития. Когда мы впервые
    купили детский спортивный набор (кольца, трапеции, качели),
    нашему старшему сыну было всего два года, а второму полгодика.
    Мы и не предполагали, что эти "два кольца и два веревочных
    конца" станут первым шагом к нашей будущей спортивной комнате, к
    универсальному домашнему спорткомплексу В. Скрипалева, который
    сумел на 3,5 квадратного метра своей городской однокомнатной
    квартиры разместить одиннадцать спортснарядов и тем самым
    подарил своим детям радость движения, а значит, силу, ловкость,
    здоровье...
     
    Многие говорят: "Вот и надо все эти спортивные сооружения
    устроить в детских садиках, в школах, во дворах, наконец. Но в
    комнату?!" В том-то и дело, что если спортснаряды есть дома, то
    малыш начнет использовать их как можно раньше -- как только
    будет к этому готов. Такое своевременное начало нужно не только
    для физического, но и для умственного развития ребенка. Важно и
    то, что дома при одном-двух малышах есть как минимум один-два
    взрослых или старших -- есть кому поучить, подстраховать на
    первых порах. В яслях это обеспечить труднее. И еще: в комнате
    спортснаряды всегда доступны, поэтому позволяют малышу постоянно
    чередовать разные занятия, обогащать любую игру движением,
    сочетать с физической нагрузкой умственную, разнообразить сферы
    деятельности -- не по запланированной программе, а по
    потребности. Очень важный момент, на котором мы позже еще
    остановимся.
     
    Когда мы перешли жить в новый дом, то прежде всего самую большую
    комнату оборудовали как спортивную. Правда, здесь же на полках
    разместились игрушки, игры, куклы, строительный материал, но
    главными в комнате сразу стали спортивные снаряды. Вот их
    краткое описание:
     
    Две разные по толщине перекладины, высоту установки которых
    можно менять по желанию в зависимости от роста ребенка.
     
    Два шеста стальных труб. Один из них, упираясь в потолочную
    балку, служит опорой для перекладин. Другой проходит сквозь люк
    в потолке в мансарду и, "пронизывая" две комнаты, достигает
    высоты 5,7 метра.
     
    Лесенка с перекладинами из дюралевых трубок. Она стоит
    вертикально у стены, но может легко сниматься и превращаться в
    мост, барьер, качалку, забор и даже "самолет" (если ее
    подвешивают на канатах).
     
    "Лианы" -- сделаны из кабеля и каната. Они протянуты от снаряда
    к снаряду так, что получается целая система "воздушных дорог",
    по которым можно передвигаться, не касаясь пола.
     
    Гимнастические кольца -- самый любимый детский снаряд. Они
    подвешены на веревках к потолочной балке. Специальное устройство
    ("восьмерка") позволяет легко и быстро менять высоту подвески
    колец.
     
    Канат с узлами висят рядом с кольцами. Внизу к нему подвешена
    боксерская груша -- сидя верхом на ней, очень удобно
    раскачиваться. Иногда мы подвешиваем вместо каната эспандеры,
    или резиновые бинты, или хорошо растягивающуюся вакуумную резину
    -- для больших "лунных" прыжков, которые дети очень любят.
     
    Вдоль стены выстроились "по росту" мешочки с мелкой галькой. На
    каждом из них четко обозначен вес -- от 1 до 18 килограммов.
    Есть и маленькая штанга, сделанная из гантелей (вес до 15
    килограммов).
     
    Половину пола занимают два больших мягких матраца. На них идут
    схватки "борцов", занимаются "акробаты", делают свои асаны
    "йоги" и просто кувыркаются ребятишки всех возрастов.
     
    Весь этот маленький спортзал находится в распоряжении детей с
    утра до вечера. Трудно вообразить, что происходит здесь, когда
    собираются все от мала до велика и всех обуревает спортивный
    азарт! Ребята переходят со снаряда на снаряд, упражнения следуют
    одно за другим, тут же придумываются и пробуются новые. У ребят
    есть свои изобретения и любимые упражнения -- в каждом возрасте
    свои.
     
    Самый маленький (месяцев в восемь-девять) начинает с того, что
    топчется вокруг шеста, а потом берется за кольца или
    перекладинку. Позже он пробует поджимать ножки, и когда ему
    удается провисеть несколько секунд, мы награждаем "спортсмена"
    аплодисментами -- это уже большой успех, и ему радуются все.
     
    Когда же ручки малыша окрепнут, он может не только висеть на
    кольцах, но и раскачиваться на них сколько сам сможет. В
    полтора-два года у наших ребят это получалось очень неплохо.
    Тогда же они овладевали сложным упражнением, прекрасно
    развивающим брюшной пресс, -- подниманием ног из виса к
    перекладине или к кольцам. Если это получается хорошо, то следом
    уже пойдет и "лягушка" на кольцах, и вис на подколенках на
    перекладине и на кольцах вниз головой. Сильные руки позволяют
    рано овладеть подтягиванием, из которого получился
    впоследствии наш "колобок", когда надо, подтянувшись до
    подбородка, поднять к подбородку и колени и провисеть так
    сколько сможешь.
     
    Постепенно ребята овладевают и разными элементами спортивной
    гимнастики. Годам к пяти-шести они могут "выйти в упор" на
    кольцах и сделать "угол в упоре", а на перекладине даже сделать
    "переворот в упор" -- упражнение, которое дается с трудом многим
    новобранцам в армии. Чем крепче становятся малыши, тем больше им
    хочется двигаться и придумывать новые необычные движения на
    снарядах. Одно из любимых и самых распространенных детских
    упражнений -- "вертолет": ребенок, повиснув на кольцах,
    вращается вокруг своей оси и скручивает веревки колец в жгут, а
    потом поджимает ножки и раскручивается в обратном направлении.
     
    Самые крепкие, сильные и ловкие любят лазить по канатам и шесту,
    причем иногда изобретают свои способы лазания. Ваня, например, в
    семь лет мог брать в левую руку мяч и взбираться по шесту до
    потолка с помощью ног и только одной правой руки. Если открыть
    люк, то можно проникнуть в мансарду таким оригинальным способом
    -- без помощи лестницы, а прямо по шесту. А еще приятней
    соскользнуть через люк вниз, как пожарники по тревоге. Иногда,
    когда бывают гости, ребята затевают веселое представление с
    переодеваниями. Называется оно "Сколько у нас детей". Наверху в
    мансарде приготавливается ворох разной одежды, и каждый из
    ребятишек, натянув на себя очередной "костюм", соскальзывает
    вниз по шесту и, сделав реверанс, называет себя: Оля, Ваня, Аня
    и т. д. А затем по лестнице бегут наверх, надевают что-то
    другое, вновь скользят вниз и вновь "представляются": Петя,
    Соня, Коля... Они сыплются сверху друг за другом как горох, и
    скоро уже сбиваешься со счета: пятнадцать, двадцать, двадцать
    пять! Гости наши смеются: "Прямо и не сосчитать, сколько же у
    вас детей на самом деле?"
     
    Рассказать об этом трудно, лучше хотя бы раз показать. Когда
    посмотрят фильмы "Правы ли мы?", "День в семье Никитиных",
    "Никитины", "Самый долгий экзамен" или когда побывают у нас дома
    да еще с малышами, которых потом силой приходится отрывать от
    "этих веревок и турников", тогда не спрашивают, зачем они, а
    просят: "Посоветуйте, где достать, как сделать?"
     
    Л. А.: Правда, сначала некоторые пугаются: "Ой, упадет! Ой,
    надорвется!" -- и спрашивают у меня: "Как вы можете на все это
    спокойно смотреть? Вы мать, неужели вам нисколько не страшно за
    детей? А вдруг..." И недоверчиво слушают мой ответ: "Что вы! Мне
    было бы куда страшнее за них, если бы всего этого не было. Ведь
    ребята благодаря такой спортивной обстановке становятся не
    только сильными, ловкими, но и очень осторожными".

          СИЛА, ЛОВКОСТЬ И ОСТОРОЖНОСТЬ

     
    Б. П.: У нас ни одной серьезной травмы у детей не было, хотя
    возможностей для этого у них больше, чем у других ребят. Увидев
    однажды, как я поднимаю турник под потолок, наша бабушка
    когда-то сделала прогноз:
     
    -- Уж ноги себе мальчишки обязательно переломают! Помяните мое
    слово.
     
    Но прогноз не оправдался, хотя ребятишек вместо двух стало
    семеро, а спортснарядов прибавляется каждый год и дома и во
    дворе. И теперь мы уже уверены -- вероятность травм у нас
    ничтожна. Почему?
     
    Конечно, ребята очень сильны. Шутка ли, ухватившись только одной
    рукой за турник, провисеть целую минуту или полторы. И значит,
    держатся они за снаряд очень крепко. Но, главное, они тонко
    чувствуют меру своих возможностей, то есть что им под силу, а
    что еще нет.
     
    Вот устроили они в комнате "прыжки в воду" с разной высоты и
    поставили в ряд чемодан, скамеечку для ног, детский стульчик,
    стул, детский высокий стул, стол да еще и на стол поставили
    стул, так что вышла лесенка. Старшему из "прыгунов" пять лет, а
    младшей, Оле, еще нет двух. Спрыгнув с низенькой ступеньки на
    коврик (это "вода"), влезают на следующую -- повыше -- и опять
    спрыгивают. Оля внимательно следит за братьями, делает точно как
    они и вслед за ними поднимается после каждого прыжка все выше.
    Вот она спрыгнула с детского высокого стула и влезла на
    следующую высоту на стол. Но посмотрела со стола на пол и... не
    стала прыгать. Спустилась на высокий стул и тогда только
    прыгнула "в воду". Разница в высоте стола и высокого стула всего
    12 сантиметров, но она ее хорошо чувствует и с высоты 65
    сантиметров спрыгивает, а с большей уже нет, хотя братья тут же
    прыгают с высоты и 100 и 130 сантиметров. Вот это точное
    "чувство меры своих возможностей", развитое у наших ребятишек
    при занятиях на снарядах, и защищает их надежно от всяких
    неприятностей, а нам позволяет не бояться за них.
     
    Мы уже рассказывали о том, как знакомили малышей с опасностями,
    как они учатся быть осторожными. Так и со спортснарядами --
    специальных занятий "по технике безопасности" мы не проводим, но
    и на самотек все не пускаем. Мы поступаем по-другому.
     
    Вот картина, которую нам приходится наблюдать, когда у нас
    бывают гости с малышами.
     
    Папа-гость подводит своего четырехлетнего сынишку к кольцам (а
    кольца висят высоко!) и без всяких опасений, подхватив его под
    мышки, поднимает к кольцам.
     
    -- Держись крепче! -- советует он сыну, а тот еще не очень
    знает, как это -- крепче. И отец, тоже не чувствуя, насколько
    крепко ухватился ребенок, еще и раскачивать его начнет.
     
    Мы останавливаем увлекшегося папу:
     
    -- Так нельзя -- малыш может сорваться! Ведь при раскачивании
    нагрузка на руки резко возрастает.
     
    Сами мы делаем иначе, никогда не станем поднимать ребенка на
    такую высоту, до которой ему самому не добраться, а опустим ему
    кольца, чтобы он достал сам. И никто у нас не станет его
    раскачивать, пока он этому не научится сам. И никто не
    упрекнет, если что-то еще не получается или выходит плохо. Но
    зато очень внимательно будут смотреть за малышом, когда он в
    первый раз подходит к снаряду.
     
    Вот, допустим, влезает двухлетняя Оля впервые на вертикальную
    лесенку. Вверх взбираться ей легко. Видно, за какую перекладину
    надо ухватиться, а ножонки переступают следом за руками. Слезть
    же вниз малышке невероятно трудно. Опустит ногу вниз, а там
    ступеньку не находит. Посмотреть вниз еще не умеет... вот и
    критический момент. Как тут быть? Подойти и сразу снять дочку
    очень глупо. Она ничему не научится, никакого опыта не
    приобретет. Полезет завтра снова, и все повторится сначала (если
    не будет рядом взрослых, может и сорваться с лесенки, и сильно
    ушибиться).
     
    Я стою рядом, но не снимаю дочку, а только подхожу поближе,
    чтобы поймать ее, если оборвется. И тут начинается "урок".
    Малышка пищит, ей страшно, ножонка никак не находит перекладины.
    Проходит полминутки, а то и минутка, пока ножка наконец
    нащупывает перекладину -- не без моей помощи, если надо. Сколько
    неприятных переживаний и у меня и у дочки, зато завтра... О!
    Самое интересное будет завтра. Маленькая Оля обязательно полезет
    снова на эту злосчастную лесенку. Но, помня вчерашние
    неприятности, она влезет только на одну ступеньку вверх,
    победно посмотрит на меня и... тут же слезает на пол.
     
    -- Молодец, Оля! -- радуюсь я. Так повторится много раз, и лишь
    потом она понемножку осмелеет и влезет на две, потом на три
    ступеньки. Вот так и учатся у нас ребята с первого же года жизни
    определять свои возможности и быть осторожными.
     
    Л. А.: У детей здесь свои трудности, а у нас, взрослых, другие.
    Отцам чаще всего труднее избежать излишнего форсирования,
    понукания, подстегивания. А ведь давление на ребенка возбуждает
    у него либо страх, либо строптивость и, уж во всяком случае,
    сковывает, как бы парализует желание и волю самого ребенка. Вряд
    ли это приохотит малыша к занятиям. А вот матерям надо бы
    воздержаться от моментальной, часто преждевременной помощи при
    первой же трудности малыша. Знаю по себе, как это трудно, но
    нужно! Излишняя опека, "дрожание" над малышом, предотвращение
    малейших ушибов и любых падений порождают в нем нерешительность,
    несамостоятельность и неосторожность: ведь за него об
    опасностях думает мама!
     
    Что же выходит: заставлять -- плохо, опекать -- еще хуже, а что
    тогда нужно, чтоб получалось? Радоваться, просто радоваться,
    когда малышу что-то удается, -- это, по нашим наблюдениям,
    главный стимул для успешных занятий с ребенком. Самый
    совершенный спорткомплекс не вызывает его интереса, не
    "срабатывает", если мы, взрослые, остаемся равнодушны к тому,
    что с ним делает ребенок, как у него получается.
     
    Ну а если упал? А если неудача? Тогда мы утешим, конечно, вытрем
    заплаканные глаза, ободрим ("Не горюй, еще получится!"), но чуть
    позже того, как ему пришлось самому потрудиться, покряхтеть,
    даже поплакать от очередной неудачи. Я только всегда стараюсь
    избегать утешений такого рода: "Ах, какие нехорошие кольца, не
    слушаются Ванюшу". Я скорее скажу так: "Жаль, колечки хотели
    тебя покатать, а ты не сумел... Ну ничего, давай еще разок
    попробуем..."
     
    А возрастные нормы?
     
    Б. П.: На этот вопрос мы отвечаем иногда контрвопросом: разве
    есть нормы для того, сколько играть в куклы или в кубики, а
    сколько в подвижные игры? Да пусть играют сколько хотят!
     
     Вот пятилетняя Аня и трехлетняя Юля друг за другом влезают на
    стул, со стула на стол, а оттуда спрыгивают на коврик и снова на
    стул, на стол...
     
    -- Когда им надоест прыгать? -- спрашивает меня Лена, занятая
    шитьем.
     
    -- Я сейчас посчитаю, -- начинаю я ставить палочки на полях
    своей тетради. И что же? Они остановились после 72-й отметки.
    232 прыжка "лягушкой" сделал почти подряд двухлетний Ваня,
    осваивая понравившийся ему способ передвижения по полу, 500
    приседаний сделал как-то пятилетний Антон ("Я бы больше мог, да
    обедать позвали", -- говорил он потом). По 10-15 минут малыши
    могут не слезать с каната, с боксерской груши (они любят
    "садиться верхом" и качаться на ней), колец, турников.
    Оказывается, пол -- это "вода", и там можно "утонуть", поэтому
    все перемещения происходят по воздуху.
     
    Вы видите, что мы почти полностью положились здесь на малышей и
    не пожалели: они сами тонко определяют границы, полезные для
    организма. Просто поразительно, как долго, без устали, ребята
    могут повторять одно и то же упражнение. И не менее удивительно,
    что бывают целые дни, когда никто из них ни разу не подойдет к
    спортснаряду. Как же устанавливать какую бы то ни было норму для
    их занятий? Кто, кроме них самих, сможет определить их
    ежедневную, ежечасную, сиюминутную потребность в движениях, их
    возможности, их оптимальную нагрузку? Никто! Ни единый, самый
    опытный тренер в мире, по-моему, не сделает это лучше самого
    ребенка. Так почему же и здесь не довериться природе? Так мы
    думали, так сделали, и ни разу нам не пришлось об этом пожалеть.
     
    Если ребенок, например, долго бежит, он просто устанет, и бежать
    дальше ему будет неприятно. Сработает чувство усталости, и он
    отдохнет. Перегрузка, таким образом, возможна только там, где
    ребенка заставят бежать против его желания или делать что-то
    через силу. В игре такого не бывает, значит, игровая обстановка
    -- надежная защита от перегрузок, в том числе и силовых. Вот
    лежат у нас в спортивной комнате мешки с мелкой галькой самого
    разного веса -- 1, 2, 3, 4, 5... 15 килограммов. У них удобные
    мягкие рукоятки сверху и снизу, их можно брать и одной рукой, и
    двумя, поднимать и носить одному и вдвоем. Ну а если малыш
    ухватится за тяжелый мешок, который ему не по силам? Мы такую
    картину наблюдали часто. Старшие строят какую-нибудь крепость и
    просят младших: "Тащите сюда все мешки!" Малыш хватает сначала
    первый попавшийся мешок, но если тот от его усилий даже не
    шевельнется, то малыш его тут же бросит и схватится за другой,
    третий, который наконец "поддастся". Тут, видимо, тоже
    происходит стихийное определение своих возможностей, нужное для
    жизни во многих случаях.
     
    Как-то устроили ребятишки соревнования -- тоже игра, родившаяся
    после просмотра выступлений штангистов в Монреале. Вместо штанги
    все те же мягкие мешки с галькой. "Радиокомментатор" Юля
    сообщает через рупор: "Мастер спорта Ваня, из команды СССР,
    поднимает вес 12 килограммов!" А поднимать над головой начинают
    сначала легкие мешки, а потом доходят и до "личных рекордов".
    Вот уже мешок в 14 килограммов "мастер спорта Ваня" сумел только
    "взять на грудь", а поднять над головой ему не удалось.
    Напряжения при этом максимальные, до предела возможностей, но
    так как они бывают очень часто и испытываются и в годовалом, и в
    двухлетнем возрасте, и позже, то не только не опасны, но -- мы
    считаем -- очень полезны. "Науке известно, что наиболее выгодный
    режим для полноценной функции организма -- приближение к его
    максимальной нагрузке" -- так пишет в своей статье "Здоровье и
    счастье детей" член-корреспондент АМН СССР С. Долецкий.
    Наверное, поэтому развитие силы у наших ребят идет гораздо
    быстрее, чем при небольших нагрузках, а кроме того, крепче
    становятся не только их мышцы, но и связки и кости. Видимо,
    поэтому пятилетняя "медсестра" Любочка может носить на спине
    "раненых" Ваню и даже Юлю, весящую на 10 килограммов больше
    "медсестры". Мы теперь убеждены, что защищать ребенка от
    нагрузок, как это часто делают мамы и бабушки, опасаясь надрывов
    и ушибов, -- это значит, наоборот, подготавливать почву для
    всяких неприятностей вроде переломов, растяжений и других травм.
     
    Л. А.: Я не стала бы ополчаться только на женщин. На то мы и
    есть мамы и бабушки, чтобы охранять и защищать, -- в этом наша
    биологическая и социальная потребность, даже обязанность. Ну,
    бывает, перестраховываемся, перебарщиваем в опеке, но ведь это
    от излишнего старания. А может быть, еще от того, что не хватает
    сейчас в семьях мужского "противостояния" нашему женскому
    охранительному воспитанию? Мне самой иногда бывает трудновато в
    первый раз смотреть на некоторые новые упражнения, которые
    изобретают ребята при непосредственном участии отца, нашего
    главного спортивного заводилы. А вот смотрю и думаю: "Да,
    уберечь, да, защитить -- это, в общем-то, нетрудно, а вот дать
    хорошую нагрузку я бы, пожалуй, не решилась. Спасибо папе: он
    может".

          РЕЗУЛЬТАТЫ РАДУЮТ

     
    Б. П.: Для определения результатов необходимы критерии. В
    детских садах и школах оценка физического развития детей
    "производится на основании данных измерения роста, веса и
    окружности груди" (из книги "Родителям о детях", Л., 1975, с.
    92).
     
    Вот по этим критериям наши ребята средние, некоторые даже ниже
    среднего -- так и записано в их школьных медицинских картах. И
    верно: никто из них не достиг современных акселеративных норм
    "привеса" и "прироста". Но нас это не пугает, а, наоборот,
    радует, так как "из вредных влияний акселерации необходимо
    отметить нарушение осанки, тенденцию к астенизации, увеличение
    заболеваемости ревматизмом и проявление его в раннем возрасте,
    более частые гипертонии у подростков" (Усов И., Мазо Р. Пособие
    по педиатрии для врачей. Минск, 1969, с. 13) и сокращение общей
    продолжительности жизни (установлено в экспериментах на
    животных).
     
    Если же судить по другим критериям, по которым тренеры отбирают
    детей в спортивные школы и секции (сила, скорость, гибкость,
    ловкость, выносливость), то тут картина будет совсем иная: наши
    ребята во многом опережают своих более рослых сверстников. Эту
    разницу мы обнаружили довольно рано. Сначала сравнивали с
    книжными данными. Читаем, например, в книге для родителей, что
    умение бегать в три года только начинает формироваться: у малыша
    в это время еще нет "фазы полета", это скорее быстрый шаг
    вперевалочку, а не бег. И удивляемся: наши трехлетки легко и
    по-настоящему бегают. Они запросто спрыгивают со стола на пол, в
    то время как с высоты 70 сантиметров разрешается спрыгивать
    только семилетним. Или, например, сказано, что бегать
    наперегонки 6-летнему можно на 30 метров, а ходить на прогулку
    -- не более 500 метров. А у нас уже трехлетние могут бежать
    рысцой и 2 и З километра, не отставая от меня, даже если я иду
    полным шагом и быстро. Что же касается 4-5-летних, то те в
    турпоходах проходят до 2О-25 километров в день и поражают нас
    своей неутомимостью. На привале взрослые с наслаждением прилягут
    под деревом и вытянут усталые ноги, а ребятишки снимают рюкзаки
    и тут же начинают игру в салочки или отправляются "на разведку"
    незнакомой местности.
     
    Нас удивило такое расхождение книжных норм с действительностью.
    Мы увидели, что возможности детей гораздо больше наших
    представлений о них. Но как их измерить? Как найти такие
    критерии, которые позволили бы сравнить уровень развития детей,
    разных по возрасту, по росту, по весу? Задача оказалась сложной.
    Но в первом приближении мы ее все-таки, думаю, решили. Правда,
    вначале мама немного подтрунивала над моими многочисленными
    таблицами, разной "цифирью", но вскоре убедилась, что без этой
    "цифири" невозможно было бы ничего объективно определить,
    сравнить, оценить. Ведь сказать просто: "Сильнее, быстрее, выше"
    -- это значит мало сказать, поскольку неизвестно: насколько
    сильнее, насколько быстрее. Я попробовал найти такие критерии,
    которые позволили бы это "насколько" определить.
     
    Главный из этих критериев, конечно, сила. И прибор для ее
    измерения известен -- это становой динамометр, который
    показывает, какой максимальный груз человек может оторвать от
    земли. Малыши с удовольствием "измеряют силу" по многу раз,
    но... принимают для этого удобную позу. Они как грузчики и
    штангисты, когда надо показать максимальный результат, не
    сгибают спины. Мы назвали этот показатель: "максимальный груз,
    который может оторвать от земли человек в наивыгоднейшем
    положении". Но мерить этот груз мы стали не только в
    килограммах, но и в собственных весах, то есть делили этот
    груз на вес самого ребенка.
     
    И вот что оказалось: трехлетний городской малыш может оторвать
    от земли груз, равный в среднем его собственному весу, а
    шестилетний -- полуторному "собственному весу". Наша 5-летняя
    Люба уже отрывает 2,5 своих веса, а старшие 2,8; 2,9; 3,1, то
    есть в среднем около 3. Видимо, потому они могут носить друг
    друга на спине, даже младшие старших.
     
    Но сила -- это, так сказать, статический показатель. И чтобы
    охарактеризовать динамические возможности ребенка, я взял за
    критерий максимальную скорость, какую малыш развивает в беге (на
    30 метров с ходу). При этом скорость бега я стал измерять не в
    метрах, а в своих ростах в секунду (р/с). Тогда оказалось, что
    можно сравнивать "беговые способности" ребятишек разных
    возрастов. Победителем при таком подсчете может оказаться не
    самый старший и не самый рослый, а самый быстрый, а им может
    быть и самый маленький по росту.
     
    Оказалось, что дети пяти-шести лет в среднем бегают со скоростью
    3 р/с, а наши в том же возрасте -- 4 р/с, а к семи-восьми годам
    скорость вырастает до 4,5 р/с. В девять лет у Ани этот
    показатель был равен 5,2 р/с. Конечно, мне захотелось определить
    этим же способом скорость бега наших мастеров спорта. Она
    оказалась в среднем 4-5,4 р/с (у олимпийского чемпиона В.
    Борзова -- 5,48 р/с), то есть оказалась... соизмеримой со
    скоростью наших ребят. Это было неожиданно: ведь специальных
    тренировок мы с ними не проводим, и сами они регулярно бегом не
    занимаются, а результаты высокие. Наверное, тут сказалось то,
    что они много и с большим удовольствием двигались.
     
    Чтобы иметь подобные объективные данные, три-четыре раза в год
    мы проводим измерение "уровня физического совершенства"
    ребятишек почти по 20 разным показателям. Из них можно увидеть,
    что уже в 4-5-летнем возрасте малыши умеют подтянуться до
    подбородка на перекладине (7-летний Ваня, например, может
    сделать это 11 раз подряд, а 10-летняя Юля -- 14), в три-четыре
    года -- влезать по вертикальному металлическому шесту на высоту
    4-5 метров (старшим на это требуется 6-10 секунд). Из виса на
    перекладине 5-6-летние могут до 40-50 раз подряд поднять ноги
    вверх и коснуться ими рук. Могут целую минуту или даже полторы
    провисеть на турнике, держась за него одной рукой, и т. п. Нет
    надобности перечислять здесь все измеренные нами показатели, и
    невозможно показать, к сожалению, имеющиеся у нас сравнительные
    данные развития наших детей и их сверстников. Скажу только об
    одном важном наблюдении: наилучшие результаты в спортивных
    соревнованиях показывают, как правило, те самые дети, у которых
    в школьных медицинских картах в графе "физическое развитие"
    написано "среднее" или даже "ниже среднего". Разве это не обидно?

0

8

ДЕТИ ПОШЛИ В ШКОЛУ И...

     
    Конечно, в их жизни многое изменилось, как и у всех детей.
    Впрочем, контраст между домашней и школьной жизнью для наших
    ребятишек оказался даже больше, чем у других: вместо легких
    трусиков -- тяжеловесная школьная форма, вместо игры -- уроки,
    вместо вольного чередования занятий -- строгое расписание.
     
     -- Вы совсем не готовите детей к школе, -- огорчалась бабушка,
    -- им будет очень трудно привыкать к школьным требованиям и
    дисциплине.
     
    А нас тревожило другое: каково будет усидеть за партой нашим
    непоседам? Чему-чему, а усидчивости мы от них никогда не
    требовали, наоборот, всегда поощряли движение, движение,
    движение...
     
    Представьте себе, это-то как раз их на первых порах и выучило!
    Здесь нет противоречия. Парта, конечно, их утомляла, но
    привычная жажда движений, развитая потребность в них находила
    выход. "Я так любила бегать на переменках, носилась все время",
    -- вспоминает начальную школу Анечка. "А нам не разрешали, --
    вздыхает Оля, -- а так хотелось..." Это желание удовлетворялось
    дома: ведь здесь были снова трусики, те же спортивные снаряды и
    та же свобода в перемене занятий и их последовательности. А то,
    что у них были крепкие мышцы и прочные кости, оказалось самым
    надежным средством против искривления позвоночника -- этого бича
    многих школьников. Нам даже почти не приходилось специально
    следить за осанкой, за тем, чтобы они правильно сидели за
    столом, когда делали уроки. Как-то нужды в этом не было, тем
    более что за уроками они не засиживались.
     
    И все-таки моя "цифирь" самоуспокоиться не дает. Чем старше
    становятся ребята, тем тревожнее результаты моих измерений.
    Тревогу вызывают как раз не вес и рост, тут дела обстоят
    нормально: к 16 годам оба старших сына обогнали в росте меня, а
    мой рост -- 175 сантиметров. Падают показатели силы, скорости,
    выносливости. Движение уже не доставляет им такого удовольствия,
    как раньше. Почему? Домашний "спортзал" становится мал для
    подрастающих ребят, неинтересен, а стадиона, бассейна,
    настоящего спортзала поблизости нет.
     
    Л. А.: Да, ребята приходят домой уставшие -- не от учебы, а от
    сидения. К тому же, привыкая к теплой школьной одежде, они все
    неохотнее раздеваются дома. Бывало, раньше, еще до школы,
    нет-нет да скажешь: "Что-то прохладно, может, рубашку наденешь?"
    А теперь чаще не удерживаешься от досадного упрека: "Что же ты
    упаковался с ног до головы?" Наверное, к старшим классам мы
    своими домашними средствами уже не сможем противостоять
    Всемогущей Парте и с грустью видим, как все приобретенное до
    школы постепенно сходит на нет.
     
    Б. П.: Иногда нас спрашивают: "А почему ваши дети не пошли в
    большой спорт?" Надо сказать, что по своим данным они могли бы
    заниматься успешно во многих видах спорта и, несомненно,
    достигли бы высоких результатов -- таково мнение тренеров,
    которые видели наших ребят на спортснарядах или на беговой
    дорожке. Видимо, это так и есть. Младших, например, охотно
    приняли в акробатическую секцию, и спустя полтора месяца девочки
    получили 3-й юношеский разряд по акробатике, а через год уже
    первый. Но, во-первых, ездить на занятия им приходится далеко, а
    провожать и встречать их не всегда удается, поэтому бывают
    пропуски тренировок. А во-вторых, хотя они и занимаются с
    удовольствием, все-таки всепоглощающей страсти, какая требуется
    для завоевания спортивных высот, у них нет. Меня это огорчает, а
    вот маму не очень. Даже больше -- совсем не огорчает. Она
    считает, что большой спорт поглощает человека целиком,
    становится главным в жизни, а все остальное ему подчиняется. А у
    наших ребят так много этого "остального", такая уйма дел и
    интересов тянет их к себе, что для спорта остается только
    подсобная роль, видимо, самая для него подходящая: ведь главный
    рекорд -- все-таки здоровье. Я в общем-то согласен с этим, но
    вот в чем беда: здоровье не делается у ребят крепче --
    показатели-то снижаются! Наверное, нужны не только секции для
    избранных, надо, чтобы для каждого был спортзал и стадион рядом
    и каждый день спортивные занятия -- в детских садах, школах,
    жилых домах. Вот тогда и парта будет не страшна.

          ЧТО МЫ СЧИТАЕМ ВАЖНЫМ

     
    То, что у нас сложилось, назвать системой, видимо, еще нельзя.
    Но основные принципы, которыми мы руководствуемся, выделить
    можно. Их три.
     
    Во-первых, это легкая одежда и спортивная обстановка в доме:
    спортснаряды вошли в повседневную жизнь ребят с самого раннего
    возраста, стали для них как бы средой обитания наравне с мебелью
    и другими домашними вещами.
     
    Во-вторых, это свобода творчества детей в занятиях. Никаких
    специальных тренировок, зарядок, уроков. Ребята занимаются
    сколько хотят, сочетая спортивные занятия со всеми другими
    видами деятельности.
     
    В-третьих, это наше родительское неравнодушие к тому, что и как
    у малышей получается, наше участие в их играх, соревнованиях,
    самой жизни.
     
    Все эти принципы, конечно, были не придуманы заранее, а
    выработаны в практике жизни, в общении с детьми. Мы пользовались
    ими интуитивно, неосознанно, преследуя лишь одну цель: не мешать
    развитию, а помогать ему, причем не давить на ребенка в
    соответствии со своими какими-то замыслами, а наблюдать,
    сопоставлять и, ориентируясь на самочувствие и желание ребенка,
    создавать условия для дальнейшего его развития. Честно говоря,
    это не всегда получалось: не давить, не мешать, а помогать. Ведь
    мы еще во многом не знали, как надо это делать. Бывало,
    рассердишься: "Ну-ну, прыгай, не бойся. Эх ты, трусишка!" Малыш
    в слезы. Потом я стал говорить иначе -- без укора и насмешки:
    "Кто у нас храбрый, тому можно прыгнуть, а кто еще не
    расхрабрился, тому пока не надо. Ты хочешь? Ну давай! Молодец!"
     
    Разница получалась огромная: в первом случае малыш. испытывает
    давление извне, им руководит страх, стыд. А во втором он сам
    собой распоряжается и испытывает не унижение, а гордость,
    радость преодоления. Конечно, действие ребенка тут организовано
    взрослым, но оно не навязано силой, не ломает волю малыша.
     
    Все эти психологические тонкости мы постигали нелегко, не
    миновали многих ошибок, но, постигая, менялись и сами,
    приобретали умение общаться с детьми на основе взаимопонимания и
    взаимодоверия.

          Как рождаются способности?

     
    Б. П.: В основу умственного развития наших детей положены все те
    же наши "три кита": богатая для разнообразной деятельности
    обстановка, большая свобода и самостоятельность детей в занятиях
    и играх и наша искренняя заинтересованность во всех их делах.
    Мне и здесь хотелось бы еще раз подчеркнуть, что мы не ставили
    себе целью научить их всему как можно раньше, мы старались
    создать условия для развития их способностей -- по их
    возможностям и желаниям.
     
    Мы не знали и не могли взять на себя смелость определять, что и
    когда развивается у малышей, и в своих действиях исходили из
    того простого наблюдения, о котором уже упоминали в первой части
    книги: с младенцем разговаривают со дня его рождения, когда он
    еще и не понимает ничего. Наступает момент (для каждого
    индивидуальный), и малыш скажет первое слово. Если с ним не
    говорить, то это первое слово может быть не сказано и в год, и в
    два, и в три. Ну а если по отношению ко всем прочим человеческим
    способностям поступить так же? Не определять сроки заранее, а
    просто создать благоприятные условия и посмотреть, как будет
    развиваться ребенок. В поиске этих условий мы и выработали те
    самые принципы, о которых я говорил.
     
    Наблюдая за детьми, мы заметили, что развиваются у них те
    стороны интеллекта, для которых у нас были условия,
    опережающие само развитие. Допустим, ребенок еще только
    начинал говорить, а у него уже были среди прочих вещей и игрушек
    кубики с буквами, разрезная азбука, пластмассовые, проволочные
    буквы и цифры.
     
    Вместе с великим множеством понятий и слов, входящих в эту пору
    в мозг ребенка, четыре десятка значков, называемых А, Б, В... 1,
    2, 3, 4... и т. д., запоминались без всякого труда к
    полутора-двум годам. А все потому, что мы не делали из этого
    тайны, не говорили, что "тебе рано", просто называли малышу
    буквы, как называли прочие предметы: стол, стул, окно, лампа и
    т. д. И радовались, когда он запоминал, узнавая их в любом
    тексте.
     
    Так же было и с математикой (счеты, счетные палочки, цифры,
    таблица: сотни и тысячи, бусинки на проволоке и пр.),
    конструированием (всевозможные кубики, мозаика, конструкторы,
    строительные материалы, инструменты и др.), спортом
    (спортснаряды в разных сочетаниях в доме и во дворе).
     
    Самым главным открытием на этом пути было для нас то, что в этих
    условиях дети очень многое начинали раньше, чем это
    предписывалось им по медицинским и педагогическим нормам: к трем
    годам они начинали читать, в четыре -- понимали план и чертеж, в
    пять -- решали простые уравнения, с интересом путешествовали по
    карте мира и т. д. И дело было не только в постижении некоторых
    школьных премудростей, которыми они легко овладевали до школы
    (беглое чтение, устный счет, письмо), но и в том, что они при
    этом становились самостоятельнее, инициативнее, любознательнее,
    ответственнее -- тоже не по годам. Мы их могли оставить дома
    одних (с 6-7-летним старшим) часа на три-четыре и знали, что
    ничего не случится. Мы могли спокойно послать семилетнего в
    Москву (электричка, метро) или одиннадцатилетнего в Горький (он
    сам брал себе билет, ехал без всякой опеки проводника или
    кого-либо из взрослых). И все это не делало из них старичков --
    таких выдумщиков и озорников еще поискать! Но об этом речь еще
    впереди.
     
    Сначала мы этому только удивлялись, а затем всерьез
    заинтересовались проблемой раннего развития детей. Оказалось,
    что изучением потенциальных возможностей человеческого мозга
    давно занимается мировая наука и практика. Ученые пришли к
    выводу, что резервы мозга колоссальны, а используются они в
    течение жизни человека ничтожно мало, что гениальность -- это
    наиболее полное проявление интеллектуального потенциала, которым
    обладает любой нормальный человек.
     
    От чего же зависит реализация этого потенциала? От чего зависит
    уровень развития способностей? Ответить на этот вопрос -- значит
    найти способ растить таланты, не искать их среди обыкновенных, а
    растить всех талантливыми людьми. А это позволит избавить школу
    от неуспевающих и второгодников, детей -- от перегрузок,
    родителей -- от бессилия и удобного предрассудка: "Такой уж он у
    меня уродился". Просто невозможно было не попытаться принять
    участие в поиске ответа на вопрос, откуда берутся таланты?
     
    Ну, конечно, мы ни в какой степени не считаем, что нашли способ
    выращивания вундеркиндов. Вундеркинд -- это чудо-ребенок,
    исключение из правил, пока малообъясненное явление. Я же говорю
    о другом: как каждого, буквально каждого малыша, родившегося
    нормальным, вырастить способным и даже талантливым. Ведь это
    требование времени -- научно-технической революции, все
    возрастающей ответственности человечества за все, что делается
    на земле, необходимости предвидения и осмысленности каждого шага
    человека, живущего на нашей планете.
     
    Л. А.: Я думаю, что ответственность зависит не столько от
    талантливости, сколько от совестливости. Можно быть
    сверхталантливым, но при этом корыстным и эгоистичным человеком,
    живущим по принципу: "После меня хоть потоп..."
     
    Б. П.: Это наш старый спор, мы к нему -- еще вернемся. Я только
    скажу, что сейчас нужен не только знающий человек, но и
    творчески осмысливающий свое дело, свое место в жизни, а для
    этого нужны высокоразвитые творческие способности и умение
    применять их на практике, в труде, на любом рабочем месте, в
    любой жизненной ситуации. Как этого добиться?

          ГЛАВНОЕ -- СВОЕВРЕМЕННОЕ НАЧАЛО

     
    Важнейшим условием развития всех способностей я считаю
    своевременное начало. За этими двумя словами годы наблюдений,
    размышлений, исследований. Итогом этой работы была "Гипотеза
    возникновения и развития творческих способностей" (сб.
    "Социологические и экономические проблемы образования".
    Новосибирск, "Наука", 1969, с. 78-124). В ней впервые появилось
    непривычное слово НУВЭРС, составленное из первых букв названия
    процесса, который происходит в человеческом мозгу: Необратимое
    Угасание Возможностей Эффективного Развития Способностей. Вся
    работа представлена в 4-й главе книги, суть же ее заключается в
    следующем: каждый здоровый ребенок, рождаясь, обладает
    колоссальными возможностями развития способностей ко всем видам
    человеческой деятельности. Но эти возможности не остаются
    неизменными и с возрастом постепенно угасают, слабеют, и чем
    старше становится человек, тем труднее развивать его способности.
     
    Вот почему так важно, чтобы условия опережали развитие. Это
    даст наибольший эффект в развитии, которое будет просто
    своевременным, а вовсе не "ранним", как считают те, кто называет
    так развитие наших детей.
     
    Кстати сказать, мы-то сами теперь считаем развитие наших
    ребятишек не только не ранним, а запаздывающим во многих
    отношениях. Ведь условия, которые мы сумели создать, конечно,
    еще очень далеки от возможного идеала. Это естественно:
    домашними силами и средствами такую проблему не поднять. Вот
    несколько примеров. Не смогли мы создать даже удовлетворительных
    условий для занятий ребят в области изобразительного искусства,
    биологии, иностранных языков и многого другого. И развитие ребят
    здесь явно отстает от их возможностей. А теперь нагонять
    упущенное очень трудно: иностранный язык, например, никто из них
    толком так и не знает, несмотря на школьные пятерки и четверки.
    А могли бы знать, если бы кто-нибудь из нас владел иностранным
    языком и просто говорил на этом языке с детьми со дня рождения,
    как это делает со своими малышами инженер В. С. Скрипалев. Для
    Олега Скрипалева изучение английского языка проблемы не
    составит: он говорит на нем так же, как и на русском, совсем
    свободно.
     
    Итак, условия для развития должны опережать его,
    подготавливаться заранее. Вот для этого и нужна -- все равно: в
    доме ли, в детском ли учреждении -- гораздо более богатая
    обстановка, чем та, в которой сейчас растут дети во многих
    семьях.

0


Вы здесь » Форум для творческих людей "Незабудка" » Ваши дети » Психология.Мы и наши дети.Б.Л. Никитин


Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно