ОН ГОЛОДНЫЙ!

     
    Это одно из самых распространенных заблуждений начинающих
    матерей, которым все время кажется, что у них не хватает
    молока, что малютка недоедает, плохо прибавляет в весе, бледный,
    худой и т д. и т. п. И вот мамы и бабушки запасаются
    спасительной смесью ("Она такая питательная! Она такая
    удобная!", и.. очень скоро малыш меняет родную маму на бутылочку
    с соской: из рожка тянуть легко -- трудиться не надо. Да и маме
    самой вроде легче: бутылку дала -- и никаких тебе хлопот...
     
    Никаких хлопот? К нам как-то приехал папа с двухлетней девочкой,
    весящей 22 (!) килограмма.
     
    -- Что теперь делать? -- спрашивал он удрученно. -- Она ни
    ходить, ни бегать не хочет. Может быть, "спортивный комплекс"
    поможет?
     
    -- Как это у вас получилось, -- растерялись мы, видя впервые
    такого сверхупитанного ребенка.
     
    -- Сами не знаем. Она у нас искусственница. У матери молока не
    было, кормили ее смесями, и вот...
     
    Не отсюда ли появляются тревожные цифры о постоянном росте
    процента ожиревших детей? В школах Харькова, например, этот
    процент перевалил в 1975 году за 14.
     
    А чем грозит ожирение, представить себе нетрудно: плохая
    сопротивляемость болезням, малая подвижность, слабое сердце и...
    насмешки сверстников, застенчивость, неуверенность в себе...
    Нет! Чем такие хлопоты, лучше уж маме с самого начала проявить
    максимум настойчивости, изобретательности, терпения и кормить
    малыша самой.
     
    Конечно, не все может получиться сразу. У нас бывали дни -- из
    рук вон, особенно с первым, когда опыта еще не было и когда
    всякий вопль казался сигналом: "Хочу есть!" Дело осложнялось еще
    тем, что мы жили тогда с двумя бабушками и дедушкой, которые,
    понятное дело, не могли молчать, видя, как младенец "целый час
    орет не переставая, а мать сидит как каменная". Известно, когда
    кричит ребенок, минута можёт показаться вечностью, так что можно
    простить бабушке ее невольное преувеличение. Что касается
    "каменной" матери, то только я знаю, каково мне было, пока
    сидела рядом с плачущим малышом, а с трех сторон мне давали
    советы. Дедушка: "Надо, чтоб сосал грудь. Пусть покричит, но
    сосет из груди". Бабушки (наперебой): "Дай ему бутылку, не мучай
    ребенка!" Отец: "Приложи к другой груди, не бойся!" А мне
    хотелось только одного: "Уйдите вы все, дайте мне самой
    разобраться!" Но сказать это вслух я не решалась (сейчас-то
    понимаю: зря не говорила), а уж ночью давала волю слезам. Молоко
    от всего этого и вовсе стало пропадать. Так и стал наш первенец
    "благодаря общим усилиям" к пяти месяцам полным искусственником.
     
    Со вторым сынишкой я постаралась обойтись без советчиков: сама
    пробовала и кормить почаще, и прикладывать к одной и другой
    груди в одно кормление, а первые дни на ночь иногда готовила
    полбутылочки молочной смеси или подслащенного коровьего молока,
    разбавленного пополам с водой, чтобы не нервничать из-за того,
    что не хватит молока. Это был, конечно, не лучший выход, но он
    снимал беспокойство. Зато недельки через две все приходило в
    норму, надобность в докорме отпадала, малыш вполне наедался, а у
    меня прибавлялось молока, и кормила я сына до года. Так
    получалось и со всеми остальными детишками, хотя каждый раз в
    родильном доме приходилось выслушивать безнадежные предсказания:
    "Да, молока у вас совсем нет, плохо ваше дело!" Хорошо, что я в
    эти предсказания уже не верила.

          Кормить ли ночью?

     
    Об этом я не решилась бы написать, если бы не книга известного
    американского педиатра доктора Б. Спока. Он написал о том, что
    американские врачи сначала чрезвычайно преувеличивали значение
    строгого режима и почти всякие неприятности -- вплоть до
    расстройства желудка -- связывали с нарушением режима и винили в
    этом родителей: не вовремя положили спать, не вовремя покормили
    -- вот и результат.
     
    Но в Америке нашлись такие храбрые папа и мама (оба ученые),
    которые стали воспитывать свою новорожденную дочку, не
    придерживаясь рекомендуемого режима, но при этом. очень
    внимательно записывали, какой "режим" устанавливала сама себе
    малышка. Оказалось, что в первые месяцы жизни она питалась
    довольно беспорядочно, но, в общем, делала меньшие перерывы в
    кормлении, чем это обычно требуется, и только к трем-четырем
    месяцам жизни вышла на рекомендуемый интервал -- 3-3,5 часа
    между кормлениями. "Безрежимность" воспитания никакого вреда ей
    не нанесла. После опубликования материалов об этом исследовании
    врачи перестали требовать строгого выполнения режима. И матери
    вздохнули с облегчением: ведь точно следовать режиму очень
    трудно, и поэтому все время чувствуешь себя виновной в массе
    погрешностей.
     
    У нас первые неприятности с режимом произошли, когда я
    попыталась установить так называемый "ночной перерыв в
    кормлении" и ночью не давала малышу грудь. А он обязательно
    просыпался (диатез не давал ему покоя), плакал, просил есть.
    Вода из бутылочки с соской его не устраивала. Засыпал он, если
    его держали или носили на руках, но тотчас же поднимал крик, как
    только его снова укладывали в свою кроватку. И так из ночи в
    ночь.
     
    И вот, намаявшись от постоянного недосыпания, я решилась однажды
    на "преступление": ночью покормила сынишку и... следующей ночью
    тоже покормила. С тех пор кончились наши недосыпания. И со всеми
    остальными ребятишками мне не пришлось больше "воевать" по ночам.
     
    А в дневное время я, еще не зная ничего о докторе Б. Споке и его
    книге, сама установила очень гибкий режим и в еде и в сне: время
    кормления могло сдвигаться на час и более. Если ребенок спал, я
    его никогда не будила для "очередного" кормления, а если не
    хотел спать, насильно не укладывала.

          УЧИМСЯ ПОНИМАТЬ РЕБЕНКА

     
    Вначале, конечно, было трудно научиться определять, что
    требуется ребенку. Оказалось, плакать он может от множества
    причин: подмок или вот-вот подмокнет, неудобно лежит, пучит
    животик, наглотался воздуха при еде, где-то трет пеленка, мешает
    соска, хочет спать, пить или, наконец, хочет есть. И если каждый
    раз, как только он заплачет, давать грудь, можно человека совсем
    выбить из колеи. Со временем я научилась различать интонации
    плача, а по мимике, по движениям сынишки угадывать его
    потребности. Правда, при этом пришлось запастись терпением, зато
    месяца за три мы уже неплохо научились понимать друг друга. А со
    следующим было уже проще, хотя каждый малыш имел свой характер и
    к каждому приходилось приноравливаться заново.
     
    Со временем мы поняли, что при всех трудных ситуациях прежде
    всего надо сказать себе: "Только без паники" -- и постараться
    успокоиться. А потом попробовать и так и иначе. И наблюдать,
    наблюдать, наблюдать -- не жалеть на это времени (и записывать
    наблюдения), учиться понимать младенца, себя, друг друга и
    окружающих, обязательно и окружающих -- об этом речь еще впереди.
     
    Постепенно мы учились главному -- подходить к ребенку без
    предвзятых мерок и представлений, с желанием разобраться в
    возможностях, потребностях, особенностях самого малыша. Конечно,
    не всегда это получалось, конечно, мы частенько сбивались на
    привычные методы, основанные на принципе: взрослый знает и может
    все, ребенок -- ничего. Но мы очень старались понимать малышей и
    учиться у них. И нас ждали на этом пути многие радости и...
    настоящие открытия.
     
    Б. П.: Почему-то считается: чтобы ребенок рос здоровым, его надо
    главным образом от всего оберегать -- от простуд, от инфекций,
    от падений и ушибов, от опасностей -- прежде всего беречь! Но
    это значит не готовить его к переменам погоды, к разным
    колебаниям и перепадам температур, не повышать защитные силы
    организма (неспецифический иммунитет), не учить падать без
    последствий и т. д., то есть не готовить к тому, что обязательно
    встретится в жизни.
     
    А мы с самого начала думали иначе: здоровье надо укреплять --
    делать организм ребенка физически развитым, выносливым,
    невосприимчивым к болезням, закаленным во всех отношениях, чтобы
    малыш не боялся ни жары и ни холода. Но как этого достигнуть,
    мы не знали и, наверное, долго не решились бы на серьезное
    закаливание, если бы не... диатез. Как говорится, не было бы
    счастья, да несчастье помогло. Ведь диатез является сигналом
    того, что организм предрасположен к болезням, особенно к
    простудным. А мы благодаря диатезу, наоборот, избавились от
    простуд, укрепили здоровье ребятишек.
     
    Л. А.: А дело было так. Диатез особенно сильно мучил нашего
    первенца. Личико у него иногда превращалось в сплошную болячку.
    Где мы с ним только в первый год не побывали, каких только
    средств не перепробовали: мази и примочки, кварц и переливание
    крови, купания в разных отварах, лекарства внутрь, строгая
    диета, но... решительного сдвига так и добились...

          ХОЛОД -- ДОКТОР

     
    Мы тогда жили в только что построенном сборном щитовом домике,
    еще плохо утепленном. Температура в комнатах могла колебаться от
    плюс 10-12 градусов (с утра, пока печка еще не затоплена) до
    плюс 25 градусов (к вечеру). Я тогда расстраивалась из-за этого,
    думала, что для малыша это очень вредно, и мечтала о теплой
    квартире. Однако и тут оказалось -- нет худа без добра. Мы
    довольно скоро заметили; с утра, пока не затопили печь и в доме
    прохладно, малышу намного легче. Красные пятна на кожице
    бледнеют, зуд прекращается. Он весел, энергичен, много и охотно
    двигается, самостоятельно играет. Но стоит его одеть потеплее
    или сильно натопить печь, как ему сразу становится хуже: зуд
    мучает малыша, он делается плаксивым, вялым, капризничает и
    буквально не сходит с рук, требуя внимания и развлечений.
     
    И вот однажды вечером, зимой, стараясь как-то унять зуд у
    плачущего сынишки, я вышла с ним на минуту в тамбур, перед
    дверью на улицу. Сама я успела за эту минуту слегка озябнуть, а
    он -- в одной распашонке -- быстро успокоился, даже
    развеселился. С этого и началось наше невольное "закаливание".
    Как только он начинал расчесывать свои болячки, мы -- в
    прохладный тамбур или на застекленную террасу, а однажды в
    солнечный февральский денек осмелились выскочить и на улицу.
    Пригревало уже по-весеннему, сверкал снег, сияло голубое небо.
    Сынишка в восторге прыгал у меня на руках, и мы сами
    развеселились, глядя на малыша. Но было все-таки, конечно,
    страшновато: а вдруг простудится, заболеет? Через полминуты мы
    вернулись домой, а сынишка потянул ручки к двери -- еще, мол,
    хочу! Но мы все-таки решили подождать до завтра. А на следующий
    день мы уже "гуляли" таким образом дважды -- тоже примерно по
    полминутки. И через неделю от наших опасений уже ничего не
    осталось: сын чувствовал себя прекрасно. Ему было тогда всего
    восемь месяцев. А в полтора года сынишка уже сам выбегал
    босичком на снег и даже нас тянул за собой.
     
    Расхрабрились и мы. Стали все чаще пользоваться этими "снежными
    процедурами": пробежишься по снегу, да еще в сугроб по колено
    влезешь, разотрешь потом досуха ноги -- ступни горят, а в мышцах
    ощущение как после хорошего массажа. А главное, мы приобретали
    уверенность, что все это не страшно, что это полезно. И все
    было бы хорошо, если бы не ужасные пророчества, которые со всех
    сторон обрушивались на нас: "Воспаление легких обеспечено!",
    "Хронический бронхит и насморк будут непременно!", "Ревматизма
    не избежать!", "Уши ребенку простудите -- оглохнет!"
     
    Но все эти пророчества не оправдывались. Поэтому со вторым сыном
    мы были уже смелее -- с самого начала не кутали его, давали
    побыть голеньким и дома и на улице, пустили в одних трусиках
    ползать по полу, ходить по земле во дворе. А когда сыновья стали
    старше, даже нас удивляло, как охотно и подолгу, скинув
    надоевшие за зиму куртки, и без шапок и рукавиц братишки могут
    возиться в мартовском подтаявшем снегу, прорубая каналы,
    сооружая плотины. При этом, бывало, даже промокшие ноги их не
    смущали. Заигравшись, они не всегда вспоминали о том, что надо
    сменить обувь. И все обходилось без неприятных последствий.
     
    Вы спросите: неужели нам совсем не было страшно за детей? Было,
    конечно, особенно вначале, когда мы многого не знали. Нас тогда
    поддерживала интуитивная уверенность в том, что если ребенку
    прохлада приятна, то это не может быть опасным или вредным. Мы
    тогда не знали, как может быть крепок человеческий организм даже
    у самых маленьких, не знали, что слабым его делает не природа, а
    условия жизни.

          КАК БЫЛО РАНЬШЕ

     
    Б. П.: Однажды в одной из брошюр известного специалиста по
    закаливанию профессора И. М. Саркизова-Серазини мы увидели
    ссылки на книгу Е. А. Покровского "Физическое воспитание у
    разных народов" (1884 г.). Мы ее раздобыли -- вот когда нам
    пришлось по-настоящему поразиться! Как и всем цивилизованным
    людям, новорожденный представлялся нам чрезвычайно нежным,
    неприспособленным существом, которое вне стерильных условий
    современной больницы не проживет и дня. А оказалось, что это
    совсем не так. В каких разнообразных условиях появлялись на свет
    дети, каких только сюрпризов не преподносили ему обычаи родной
    земли!
     
    У финнов и русских, например, ребенок рождался (и жил затем
    целую неделю) в бане, где температура могла быть плюс 50
    градусов. Считалось, что в такой жаре, где все ткани тела
    становятся мягкими, очень легко проходят роды. А тунгуски,
    например, нередко разрешались от бремени во время перекочевки,
    под открытым небом и при сорокаградусном морозе. У них рождение
    ребенка вообще не считалось событием, а простым физиологическим
    актом, к нему поэтому заранее не готовились, и часто никто не
    помогал матери при родах.
     
    Новорожденный выдерживал и жару, и свирепый холод. Диапазон
    температур -- 90 градусов.
     
    А после рождения? У одних народностей был обычай окунать детей в
    прорубь, у других обтирали снегом или обсыпали... солью.
    Младенец выдерживал все.
     
    Тут мы вспомнили и о тех случаях, когда дети выживали же в
    логове зверей. Как же велики должны быть приспособительные
    возможности только что родившегося человека, если он мог
    выносить все это, какими же надежными защитными "механизмами"
    снабжает новорожденного природа! Взять хотя бы одни
    температурные условия: в бане температура на 20 градусов выше,
    чем в материнском теле, а зимой на морозе на 70-80 градусов
    ниже! Но ведь обычные дневные перепады лежат в пределах 5-10 и
    редко 20-30 градусов. Значит, организм может перекрывать их с
    запасом в 2-3 раза.
     
    Кибернетики нашли уже секрет этой непостижимой для машин
    надежности человеческого организма и назвали его "принципом
    функциональной избыточности". Именно он лежит в основе
    надежности всех организмов. Например, самая большая наша артерия
    -- аорта -- выдерживает давление в 20 атмосфер, хотя сердце даже
    у гипертоников не может создать давление более 0,3 атмосферы.
    Или количество тромбина (вещества, нужного для свертывания
    крови, чтобы рана закрывалась сгустком) в 70 раз больше, чем
    надо. Таким же громадным "запасом прочности" организм обладает и
    в других отношениях.
     
    Но куда же девается эта прочность и надежность у нашего
    современника? Почему он, только родившись, болеет в пять раз
    чаще взрослого? И как раз от тех же перепадов температур, да еще
    совсем незначительных.
     
    Дело в том, что за миллионы лет совершенствования живых
    организмов, кроме "принципа функциональной избыточности",
    установился и другой, не менее важный для целесообразной
    изменяемости, приспособляемости организма -- "закон свертывания
    функций за ненадобностью". Что это такое? Очень хорошо его
    продемонстрировали первые длительные полеты в космос. Блестяще
    подготовленные, сильные, тренированные космонавты попадали на
    целый месяц в условия невесомости. Резкие движения там были не
    нужны, даже опасны. Им приходилось становиться осторожными, едва
    шевелить руками и ногами и почти не напрягать мышцы. Всего один
    месяц пробыли они в невесомости, но, возвратившись на Землю и
    выбравшись из люка корабля, они... не могли даже встать.
     
    -- Как в центрифуге, -- говорили они, -- земля так притягивает,
    что не встанешь.
     
    И в течение месяца или полутора им пришлось "учиться ходить",
    как на первом году жизни, потому что надо было не только
    возвратить былую силу всем мышцам, но и восстановить работу
    вестибулярного аппарата. Орган равновесия тоже, оказывается, был
    там не нужен -- ведь в полете исчезали "верх" и "низ".
     
    Тот же результат получили и в опыте с "моржами" -- людьми,
    купающимися в проруби. В течение полутора месяцев их непрерывно
    держали в термокомфортных условиях: в комнате температура
    поддерживалась в пределах плюс 27-28 градусов, а вода при
    купании плюс 34 градуса. И вся их закалка исчезала -- они могли
    простудиться, стоя у открытой форточки.
     
    Но такая же судьба постигает и новорожденного, если после
    рождения его поместить в стерильные условия, в термостат
    (постоянная температура), в тесные путы пеленок, тогда он и
    приспосабливается именно к этим условиям. Никаких колебаний
    температуры и, значит, никакие природные "механизмы"
    терморегулирования ни разу не включаются в работу. И день, и
    неделю, и месяц, и... постепенно отмирают за ненадобностью! И
    значит, через месяц ребенок становится беззащитным перед любым
    сквознячком. Не отсюда ли эти грозные цифры: до года ребенок
    болеет в пять раз чаще взрослого, причем почти 90 процентов
    болезней составляют простудные заболевания.
     
    Видимо, не случайно у многих древних народов новорожденного
    обтирали снегом или крестили в проруби. Этим сразу пускались в
    ход все "механизмы" терморегулирования, причем в самом суровом
    режиме. Да и дальше детей вовсе не нежили, не укутывали, как
    сейчас. На рисунках в книге Покровского мы увидели совсем голых
    ребятишек рядом с одетыми в меховые шубы взрослыми. Вспомнили:
    художники прошлых веков изображали мадонн всегда с обнаженными
    младенцами на руках. Нет, не случайно все это! Видимо, так
    готовили люди детей к суровым условиям жизни, укрепляя защитные
    силы организма.

БЕЗ МАМЫ ПЛОХО

     
    Однажды в скверике мы наблюдали такую трогательную сценку. На
    скамейке оживленно разговаривают две молодые женщины. К одной из
    них нет-нет да приковыляет малыш лет двух, ткнется ей в колени,
    постоит так несколько секунд и топает назад к стайке ребятишек в
    песочнице. Она не спрашивает его ни о чем, просто положит
    сынишке руку на головку, погладит вихры, шепнет что-то на ушко,
    и он, словно глотнув живой воды, снова возвращается к игре. Его
    никто не обижал, мама ему была хорошо видна от песочницы, но он
    упорно приходил и приходил к ней, чтобы просто прикоснуться,
    почувствовать живое тепло ее рук, коленей -- без этого он просто
    не мог играть спокойно.
     
    Вот эту жажду не просто видеть меня, но и ощущать близко
    физически я заметила у своих малышей, к сожалению, не сразу.
    Только постепенно я поняла, что это не каприз -- видеть маму
    постоянно, чувствовать ее рядом или хотя бы слышать голос ее.
    Вначале я внимала не собственной интуиции, а расхожей "истине":
    ребенка не балуй, а то он тебе на шею сядет (помните: к рукам
    приучишь -- руки свяжет). И первенца своего с самого начала
    пыталась не баловать: плачет -- не подходила, пока не
    перестанет; спать уложу и нарочно уйду -- пусть засыпает сам;
    баюкать, песни петь -- ни-ни, а то привыкнет...
     
    Ну и что вышло? Из-за диатеза он плохо спал, часто плакал по
    ночам, я, очень стараясь "выдерживать характер", не брала его на
    руки и... извелась сама вконец. А потом, отчаявшись, махнула
    рукой на все "нельзя" и "не положено" и положила сынишку спать
    рядом с собой. За полгода его жизни это была первая ночь, когда
    мы оба выспались всласть. И все последующие ночи перестали быть
    для нас проблемой.
     
    Именно после этого мы и днем стали брать чаще его на руки, а
    потом так же поступали со всеми остальными малышами. Нашего папу
    бабушки иногда даже "елкой" называли, потому что стоит ему
    появиться, как на нем виснут все, кто может повиснуть, а кто не
    может, того он сам берет на руки и носит всех долго-долго или
    возится с малышами, пока все не устанут. Нет, это не было для
    нас обременительным. Мы видели, сколько радости приносит это
    ребятишкам, да и нам, взрослым, было хорошо. А поэтому не
    огорчались, что нарушали какие-то запреты.
     
    И вот теперь в печати мы все чаще встречаем подтверждения
    верности своих "неразумных" действий. Оказалось, физический
    контакт с близкими людьми дает ребенку чувство защищенности и
    безопасности, что необходимо для нормального развития психики.
    Описание одного опыта особенно поразило нас, хотя речь шла в нем
    не о людях, а об обезьянах. Биологи Харлоу и Суоми рассказывают,
    что они изучали экспериментально, в каком возрасте маленькие
    обезьянки лучше всего обучаются. Но для уроков обезьянок
    приходилось отнимать от матерей, чтобы те не мешали "учебе". Для
    маленьких обезьянок каждое расставание с матерью становилось
    трагедией. Это так подействовало на них, что остановилось их
    психическое развитие: шестимесячные обезьянки остались на
    уровне трехмесячных (как раз тогда их и начали отрывать от
    матерей). Картина эксперимента так исказилась, что его пришлось
    прекратить и начать второй.
     
    Во втором эксперименте обезьянок отняли от матерей сразу после
    рождения, а в клетку к каждой поставили по креслу с мохнатой
    обивкой, напоминавшей шерсть матери. В спинку кресла встроили
    бутылку с соской и вскармливали обезьянок искусственно. Обучение
    теперь шло прямо в клетке, кресло ему не мешало, но, когда для
    пробы кресло уносили из клетки, детеныш падал на пол, где оно
    стояло и горько "плакал" -- визжал. Стоило же вернуть кресло в
    клетку, как он прыгал на него, крепко впивался в мохнатую
    обшивку и несколько минут прижимался к нему, не решаясь его
    оставить.
     
    Эксперимент закончили, а выросших "безмамных" обезьянок пустили
    в общее стадо обезьян. Однако они оказались настолько
    неконтактны, необщительны, что не смогли даже создать семейные
    пары и были агрессивно настроены по отношению к другим
    обезьянам. Тогда прибегли к искусственному оплодотворению и
    дождались от этих обезьян, выросших без мам, потомства. И что
    же? Они не проявили к собственным детям никаких нежных чувств.
    Одна оторвала руку своему ребенку, вторая раскусила голову как
    кокосовый орех. Они не обращали внимания на то, что малыш
    "плачет", тогда как в стаде в подобном случае к нему немедленно
    бросается мать или даже кто-нибудь из других обезьян. Это
    поразило ученых: у "безмамных мам" совершенно отсутствовал
    материнский инстинкт, испокон веков считавшийся врожденным.
     
    Вот как страшно -- расти без мамы. Как же не болеть детишкам в
    яслях? Как же выздоравливать малышам в больницах -- без мам? По
    меткому выражению доктора Б. Спока, теперь нередко превращают
    грудного ребенка в кроватного. А если еще добавить сюда и
    искусственное вскармливание? Что же из этого получится, а?

          Требуются бабушки и дедушки

     
    Столь же нуждаются малыши в речевом и эмоциональном общении. Вот
    здесь незаменима роль бабушек, потому что родители из-за вечной
    своей занятости сильно обделяют детей общением. Со старшими мы
    разговаривали много и подолгу, вызывая их ответное желание
    повторять за нами звуки, произносить слоги, в этом нам помогали
    бабушки, которые тогда жили вместе с нами. И ребятишки к году
    уже многое понимали, даже произносили с десяток простых слов, то
    есть развивались вполне нормально.
     
    А со средними дело застопорилось: мы понадеялись, что все само
    собою образуется, и, всегда занятые, не заметили, как они стали
    отставать в развитии речи. Получалось это так. После завтрака
    или обеда мы отпускали маленьких играть со старшими (старше на
    два -- четыре года). Дела и игры у тех обычно были такими, что
    младшие участвовали на равных: "жили" в доме, построенном под
    столом, съезжали с горки, сделанной из раскладушки, и т. д.
    Ребятишки как-то приспосабливались к тому, что младший не умеет
    говорить, а потребность научить его никак не возникала. Малыш
    произносил какой то неопределенный звук "ы", который годился на
    все случаи жизни, и все его понимали.
     
    Вот тянет маленький ручонку к старшему и "говорит": "Ы-ы!" Тот
    дает ему руку, и малыш ведет старшего в кухню. Здесь стоит
    высокая скамейка, а на ней -- ведра с водой. Малыш берет со
    скамейки пустую кружку, вручает ее старшему, а сам хлопает
    другой ручонкой по ведру. Все понятно. Старший окунает кружку в
    ведро и поит малыша. И даже "ы" в этом случае не нужно. Мы и не
    заметили, что они к полутора годам говорили меньше слов, чем
    обычно годовалый. Как же трудно было их "разговорить" потом!
    Потребовалось много сил и времени, чтобы наверстать упущенное
    время.
     
    А когда родилась последняя дочка, Любаша, к нам переселился
    дедушка. Младшая внучка стала его любимицей. Он подолгу мог
    разговаривать с ней, читать ей стихи, рассматривать Картинки, и
    Люба в полтора года уже говорила маленькими фразами.
     
    Сейчас как-то уходят из нашей жизни удивительные, веками
    шлифовавшиеся народные потешки для самых маленьких, разные
    шутки-прибаутки, забавные звукоподражания, сопровождающиеся
    разными несложными, но веселыми действиями, так радующими
    ребенка. "Ладушки-ладушки", "Идет коза рогатая", "Сорока-ворона"
    и т. д. и т. п. много ли мы их знаем? А ведь их не один десяток.
    А сказки? А песни? Расул Гамзатов замечает, что в Дагестане о
    плохом человеке говорят: над ним мать пела плохие песни или не
    пела совсем.
     
    А какие песни слушают дети сейчас? Даже сказки стали теперь
    телесказками и радиосказками Прочитали мы как-то, что даже
    предлагают малышам слушать сказки по.. телефону: набери номер --
    и пожалуйста! Да ведь песня, сказка -- это прежде всего средство
    эмоционального общения. Как же общаться с телефоном?! Здесь
    что-то не так. Пусть сказка будет немудреная, пусть сказана она
    будет без должной артистичности, но родным голосом, родным
    человеком. Помните:

            ...заберусь я на печь к бабушке седой
            И начну у бабки сказку я просить,
            И начнет мне бабка сказку говорить...

     
    Пусть не подумают читатели, что мы против теле- и радиосказок.
    Наоборот, они очень нужны всем, в том числе и взрослым:
    воспроизведенные в художественных образах мастерами слова, кино,
    театра, эти сказки сильно действуют на воображение детей и
    многому их учат. Но все же... все же они тут лишь зрители и
    слушатели. Сказку на экране не перебьешь, вопрос не задашь:
    смотри, слушай и... переваривай. А вот читает мама сказку вслух
    или папа рассказывает что-то. Тут же вспыхивает то смех, то
    споры, то реплика, то вопрос. Особенно понравившиеся места
    читаем еще раз... Теплота и поэзия этих минут остаются с
    человеком на всю жизнь. Их не может дать ни магнитофонная лента,
    ни грампластинка, никакое иное самое современное изобретение --
    ничто не заменит живого общения с ребенком.

Яблоко раздора

     
    Первый ребенок почти всегда становится как бы пробным камнем
    педагогических воззрений всех взрослых, так или иначе связанных
    с малышом. Вокруг него чуть ли не с первого дня разгораются
    страсти и споры -- как кормить, купать, держать, пеленать и т.
    д. и т. п. Самое грустное заключается в том, что каждый из
    старших спорящих, даже если он не вырастил ни одного ребенка,
    считает себя глубоким знатоком в деле воспитания, знает даже,
    как обращаться с самым маленьким, и бесконечно дает советы и
    указания. Или, поджав губы, молча осуждает все попытки молодых
    решить уйму проблем своими силами. А начинающие родители, не
    имеющие никакого опыта, но преисполненные самых благих намерений
    самостоятельно растить ребенка -- конечно, современными
    способами! -- не приемлют ни одного совета, не согласны ни с
    чьими мнениями. У них уже есть свое (иногда у каждого свое, что
    только ухудшает обстановку). Да, два "враждующих лагеря" вокруг
    колыбели -- к сожалению, явление типичное. Не миновали его и мы.
     
    Теперь, когда оглядываешься назад -- в то трудное время
    постоянной нашей "войны" с окружающими, -- многое видится иначе,
    многое хотелось бы вернуть и исправить, но это, к сожалению,
    невозможно. Зато возможно другое: предотвратить подобные ошибки
    у других.
     
    Может быть, наш рассказ поможет это сделать хотя бы отчасти.
     
    Почти три года мы жили в одном доме со своими родными. Вокруг
    наших сыновей (двухлетнего и шестимесячного) собрались шестеро
    взрослых: родители, две бабушки, дядя и тетя -- люди все очень
    разные -- из не поддающихся на влияние и уговоры. Атмосфера
    несогласия и напряжения воцарилась с самого начала: родные
    настороженно и, безусловно, отрицательно отнеслись ко всем нашим
    педагогическим начинаниям: необычной закалке, спортснарядам в
    комнате, разрешению ползать по всему дому и т. д. Их нежелание
    хотя бы отчасти вникнуть в то, почему мы так делаем, их
    предсказания страшного будущего наших детей, высказываемые с
    уверенностью прорицателей, -- все это не могло не возбудить в
    нас протеста и стремления защитить себя от посягательств на наш
    суверенитет. К счастью, мы сами были во многом солидарны и
    действовали сообща, поддерживая друг друга. Это не исключало
    наших разногласий, но они, как правило, оставались между нами и
    не становились достоянием окружающих. В этом была наша сила --
    мы это чувствовали и дорожили своей солидарностью.
     
    Но мы не догадывались о своей слабости, о том, что мы сами
    постоянно провоцировали новые недовольства и возмущения
    окружающих и вызывали на себя огонь их критики. Чем? Честное
    слово, сейчас стыдно писать об этом, но что было, то было:
    увлеченные своими педагогическими поисками и открытиями, мы
    фактически не считались с окружающими, с их мыслями,
    убеждениями, привычками, традициями, чувствами, наконец. Не
    считались не потому, разумеется, что хотели кому-то сделать
    наперекор, а тем более назло -- суетное и мелочное это чувство
    нам было чуждо с самого начала. А нас подозревали в желании
    выделиться, что называется, быть не как все добрые люди. Это, в
    свою очередь, тоже обижало нас.
     
    Но главная беда заключалась в том, что мы просто поступали так,
    как считали правильным и нужным, и не обращали внимания на то,
    как это отражается на жизни и самочувствии окружающих. Мы
    вдохновлялись мудрым изречением "Иди своей дорогой, и пусть люди
    говорят что угодно", даже гордились тем, что способны идти прямо
    сквозь строй общественного мнения и общественных предрассудков.
     
    Мы и сейчас этим гордимся. Хороши были бы мы, если бы вместо
    твердого курса избрали "виляние под влиянием" каждого встречного
    и поперечного. Тут речь о другом.
     
    Совсем недавно мы наблюдали в электричке такую вот грустную
    сцену. В вагон, забитый до отказа, едва протиснулся отец с
    плачущим сынишкой лет четырех на руках.
     
    -- Хочу к бабушке, где бабушка?.. -- повторял малыш снова и
    снова.
     
    -- Перестань реветь, -- сурово выговаривал ему отец, -- бабушка
    осталась, мы едем домой.
     
    -- Хочу к бабушке, -- безнадежно тянул мальчик, еще всхлипывая,
    но уже в основном переставая плакать. Отец не уловил этой
    перемены и, выйдя из терпения, поставил сынишку на пол.
     
    -- Будешь реветь -- не возьму на руки.
     
    Что тут началось! Мальчишка громко расплакался и начал вопить
    исступленно:
     
    -- К бабушке! К бабушке хочу!
     
    Пассажиры, разумеется, встрепенулись: кто читал, бросил на самом
    интересном месте, кто говорил, оборвал речь на полуслове, кто
    дремал, очнулся... В ушах у всех звон стоял от резкого детского
    вопля:
     
    -- К ба-а-абушке-е-е!
     
    Отец стоял, прислонившись к стене, и время от времени произносил
    как можно спокойнее и тверже (доставалось ему это нелегко):
     
    -- Кричишь? Ну кричи, кричи, а мы послушаем.
     
    Стоявшие рядом пассажиры, в особенности, конечно, женщины,
    пытались унять малыша, заговаривали с ним, показывали что-то,
    многие предлагали отцу сесть у окна, отвлечь ребенка. Отец был
    непреклонен и от помощи отказывался:
     
    -- Пусть поорет, все равно по его не будет, и уговаривать его
    нечего.
     
    Взбудораженный вагон между тем переживал случившееся: кто
    осуждал отца, кто продолжал утешать крикуна, кто советовал
    "наддать этому сорванцу как следует, чтобы знал на будущее", а
    одна пожилая женщина достала из сумочки валидол:
     
    -- Не могу я детского крика слышать, мне плохо делается...
     
    Отец продолжал "воспитывать" сына еще минут пятнадцать, до самой
    Москвы, и на руки взял его, уже осипшего и изнемогшего, только
    когда выходил из вагона.
     
    Мы взглянули друг на друга: жалко, мол, и отца и сына.
     
    -- А знаешь, кого он мне напомнил? -- спросила я. -- Ты только
    не обижайся -- нас с тобой.
     
    -- Ну знаешь! У нас так ребята в вагонах ни разу не орали!
     
    -- В вагонах -- да, а дома?
     
    И мы вспомнили давнюю историю, которую описали в своей первой
    книжечке "Правы ли мы?", историю о том, как мы учили сына быть
    аккуратным и не дали ему чаю после того, как он опрокинул свою
    чашку. Больше часа продолжалось "сражение" между нами и
    двухлетним карапузом, окончившееся, разумеется, нашей победой, о
    чем мы с удовлетворением и написали так: "...когда за обедом и
    на следующий день мы видим, как Алеша предусмотрительно
    отодвигает от края стола стакан ...всякие сомнения пропадают:
    надо делать так, как мы делаем".
     
    Мы тогда не замечали несоизмеримости этой победы с ценой,
    которая была за нее заплачена. Ладно уж, что сами мы были выбиты
    из колеи не только на час, но и гораздо дольше; главное,
    разболелась голова у бабушки, не мог работать за тонкой
    перегородкой дядя Володя, проснулся и расплакался шестимесячный
    малыш. Мы "воспитывали" сына за счет нервотрепки всех
    окружающих. И тем самым преподали ему один из самых вредных
    уроков: неважно, что переживают остальные, важно, что чувствую и
    делаю я.
     
    Так, не желая того, мы возбуждали в сыне эгоистические чувства.
    И они не замедлили проявиться. Мы заметили, что старший не
    обращает никакого внимания на плач братишки -- точь-в-точь как
    мы не обращали внимания на его собственный плач. Это нас
    насторожило и натолкнуло на размышления, сомнения. Мы стали
    понемногу выкарабкиваться из дебрей, куда попали по собственной
    недальновидности и неопытности.
     
    Росли ребятишки, и мы видели, как важна для них хорошая
    добросердечная обстановка в доме, теплое отношение окружающих
    между собой. Но как добиться этих теплых отношений, если каждый
    стоит на своем и не стесняется в выражениях?
     
    Рецепт тут один: видимо, надо стараться понять переживания друг
    друга и щадить нервы близких людей.
     
    Так получается куда лучше -- мы в этом убедились на собственном
    опыте. Вот только следить за собой бывает трудно, зато когда
    получится, бывает так приятно!
ОПРОКИНУТАЯ ЧАШКА

     
    Иногда меня спрашивают, вспоминая историю с пролитым чаем:
     
    -- Ну а сейчас как бы вы поступили в описанной ситуации?
     
    И я отвечаю: это зависит от многих обстоятельств.
     
    Если это произошло от неловкости и невнимательности, а к тому же
    вызвало смущение и чувство вины у малыша -- а так оно у нас
    тогда и получилось, -- надо было бы посочувствовать ему:
     
    -- Вот досада-то! Вытер лужу? Ну садись, нальем еще. Только куда
    же чашку поставить, чтобы не свалить?
     
    Если ребенок хотел отодвинуть чашку и вдруг ее опрокинул, а сам
    расстроился до слез, скорее всего мы бы его утешил и, помогли
    вытереть лужу, налили чаю снова и поучили бы его отодвигать
    чашку, предоставив ему возможность самому попробовать, как лучше
    это сделать.
     
    Возможно и такое: малыш уже совсем засыпает -- из-за этого и все
    несчастье. Ну тогда лучше всего уложить его в постель, лужу
    вытереть и не вспоминать об этом больше, словно ничего и не было.
     
    Ну а если наше чадо вдруг капризно потребует: "Не хочу чаю, хочу
    молока!", оттолкнет от себя чашку да при этом еще и губы надует,
    чувствуя себя правым (не то, видите ли, ему подали), то тут и
    рассердиться не грех, и выставить из-за стола, и не дать ему
    больше ничего до следующей еды. Здесь уж дело не столько в
    чашке, сколько в его барском поведении, которого допускать
    просто нельзя.
     
    Мы перечислили лишь некоторые из возможных вариантов. А по
    существу, каждый подобный случай индивидуален, и реагировать на
    него невозможно по раз и навсегда принятому шаблону.

• ДВИЖЕНИЕ, ДВИЖЕНИЕ, ДВИЖЕНИЕ

     
    Дошкольное детство. Само название будто напоминает: впереди
    школа. Как пугает она сейчас родителей новыми программами,
    непривычными требованиями. И, желая получше подготовить своего
    малыша к будущей школьной жизни, столь непохожей на домашнюю,
    папы и мамы иногда устраивают дома со своими пяти-шестилетними
    детьми "настоящие" школьные уроки: "Сядь как следует", "Не
    вертись", "Повтори еще раз", "Дай полный ответ", "Выучи
    наизусть", "Пока не выучишь, гулять не пойдешь".
     
    Видя, что результаты, как ни бейся, невелики, родители впадают в
    уныние: "Непоседа, рассеянный, упрямый -- ну какой из него
    ученик?" И ищут ответ на вопрос: а как же надо готовить к школе?
    Читают об этом в журналах и в брошюрах, где подробно
    рассказывается, чем и как следует заниматься до школы. И в своих
    многочисленных письмах к нам часто обращаются с просьбой:
    "Расскажите, как вы учили своих детей читать, считать, быть
    внимательными, усидчивыми? Почему они в школе тратят мало
    времени на домашние задания, могут даже "перескакивать" через
    классы? Это что, врожденные способности или у вас особая система
    подготовки? Расскажите о ней!"
     
    Вот об этом и будет теперь наш рассказ. И начнем мы его не с
    обучения счету и чтению, не с выработки внимательности и
    любознательности (об этом будет речь потом), а... со здоровья
    малышей, с их физического развития. Почему? Да потому что школа
    -- это прежде всего парта, сидение в ней по нескольку часов в
    день, это, кроме того, сидение за домашними заданиями, за
    чтением десятков и сотен книг... это, короче, резкое ограничение
    подвижности ребенка в то самое время, когда он особенно
    нуждается в интенсивном, разнообразном, радостном движении.
     
    Конечно, когда-нибудь это противоречие будет преодолено, но
    пока, увы, остается во всей своей остроте, и страдают от этого
    больше всего как раз дети физически некрепкие, малоподвижные,
    вялые. Им учиться трудно, болеют они чаще, занимаются больше,
    поэтому сидят дольше, а следовательно, все более слабеют.
    Получается порочный круг, из которого выбраться очень трудно. А
    крепкий ребенок (ведь ему хочется двигаться!) хоть отчасти да
    возьмет свое -- на переменках, вне уроков, в стихии подвижных
    игр, а кому повезет (к сожалению, единицам из сотен) -- в
    организованных секциях, кружках.
     
    Вот и выходит, что прежде всего нужно позаботиться о том, чтобы
    ребенок уже до школы стал крепким и сильным. Как? Наверное, есть
    разные способы и пути для этого. Мы расскажем о своем.

          Если хочешь быть здоров

     
    Б. П.: Да, придется начать опять-таки с закаливания, хотя
    обходимся мы, как и на первом году жизни детей, без специальных
    закаливающих процедур.
     
    Такой вопрос мы не только слышим от многих, но и буквально
    читаем в глазах каждого наблюдающего наших ребятишек дома.
    Некоторые не выдерживают, берут Любочку на руки и трогают ее
    холодные пяточки:
     
    -- Тебе холодно?
     
    -- Нет, ни капельки! -- весело отвечает Люба и, соскользнув с
    рук на пол, мчится покачаться на боксерской груше, привязанной к
    канату.
     
    Это действительно так. У наших малышей удивительно хорошо
    работают все "терморегуляторы". Ночью в спальном мешке плюс
    33-34 градуса, и тельце и ножки у них теплые. А. вылезли утром
    из мешка -- кругом только плюс 18-22 градуса, а на полу всего
    лишь плюс 15 градусов (зимой в сильные морозы даже плюс 8-10
    градусов). Если бы кожа оставалась теплой, она отдавала бы много
    тепла. Вот она и приобретает температуру, близкую к температуре
    воздухе, а ступни ног -- к температуре пола, и тогда человек не
    мерзнет. Оказывается, такое терморегулирование есть у всех
    млекопитающих: температура подушечек на лапах собак, волков,
    зайцев равна температуре почвы, а зимой в морозы нулевая. При
    нуле градусов кровь не может замерзнуть (она соленая), снег и
    лед при этой температуре не тают, а кожа отдает минимум тепла.
    "Ну у животных это понятно для чего. Но зачем это человеку: ведь
    у него есть одежда и обувь?" -- спросите вы. Да, но одежда и
    обувь были изобретены для предотвращения переохлаждения и
    перегрева. Это когда-то замечательно расширило возможности
    человека в преодолении неблагоприятных воздействий окружающей
    среды. А теперь роль одежды частенько сводится к обеспечению
    термостата -- поддержания постоянной температуры вокруг тела. Да
    и современная квартира -- тот же термостат. К чему это ведет? К
    утрате адаптивных (приспособительных) реакций и к снижению
    сопротивляемости переменам в окружающей среде: и климатическим,
    и погодным, и житейским. Вот и получается: ноги промочил -- уже
    чихает, ветерок подул -- уже кашляет. Такому человеку только на
    печи и жить -- так узок его диапазон приспособительных
    возможностей.
     
    А мы постарались этот диапазон для своих детишек расширить,
    чтобы не было ни у нас, ни у них боязни сквозняков, промокших
    ног, солнечных ударов, летнего дождя и многого другого. И
    сделали мы это не путем специальных процедур с медлительностью и
    постепенностью, а просто... разрешили ходить в трусиках и
    босиком дома и на улице, даже -- если хочется -- выскакивать на
    снег и из горячей бани, и из комнаты. Знаете, как хорошо утром
    вместо зарядки пробежаться по беговой дорожке, а вечером -- по
    снежку вокруг дома, так мы иногда "моем ноги" перед сном...
     
    Даже мы сами, взрослые, расхрабрившись, вслед за малышами начали
    ходить босиком по полу, по земле, по снегу. Как же это оказалось
    приятно... К тому же еще надо учесть, что, и выходя из дома, мы
    одеваемся примерно на сезон легче, чем принято, то есть осенью
    по-летнему, а зимой по-осеннему (если не ниже минус 10 градусов).
     
    И каковы же получились результаты?
     
    Во-первых, мы избавились от простудных заболеваний (это 90
    процентов всех детских болезней!), а заодно и от вечного страха
    перед ними, который так отравляет существование и родителям и
    детям. Как-то один из старших вспомнил: "Когда я в школе учился,
    даже обидно было: все простужаются, а я никак. Ну что это за
    жизнь -- и уроков не пропустить на законном основании". Всем бы
    такую "обиду".
     
    Во-вторых, легкая одежда, а тем более ее отсутствие, не стесняет
    движений, а прохлада бодрит и стимулирует большую подвижность --
    двигаться в таких условиях не просто хочется, а даже приятно.
     
    В-третьих, хождение босиком предотвращает плоскостопие, делает
    кожу стопы плотнее и прочнее, а походку и бег легче и свободнее,
    то есть благоприятно сказывается на осанке ребенка и координации
    его движений. Босые ноги и на спортснарядах -- подспорье, а не
    помеха (попробуйте в ботинках забраться на шест, например). Вот
    почему мы стойко выдерживаем замечания некоторых окружающих о
    том, что "быть голым и неэтично н неприлично". И лелеем тайную
    мечту, что когда-нибудь идеалом станет стройный, сильный и
    крепкий, как пружинка, малыш, один вид тельца которого будет
    вызывать улыбку восхищения. Тогда покажется неэтичным прятать
    под одеждами эту красоту.
     
    Л. А.: Тут следовало бы напомнить, что мы разрешали ходить
    босиком и в трусиках нашим детям с самых первых их шагов и даже
    раньше. Это очень важно! Позволь подобное маленькому человеку,
    который уже переболел отитом, ангиной, пневмонией или
    простужается без конца. Что из этого выйдет?
     
    -- Повезло вам на здоровеньких детишек, вот были бы у вас
    слабенькие да болезненные, небось дрожали бы над ними и кутали
    не меньше, чем другие -- так иногда говорят нам.
     
    Что сказать на это? Думаю: везет, когда везешь. Мы уже говорили,
    что у шестерых наших детей был экссудативный диатез. А это
    значит, что все они были предрасположены к заболеваниям,
    особенно к простудным (цитирую из популярной медицинской
    энциклопедии: "...экссудативный диатез проявляется в склонности
    ребенка.. к частым воспалениям дыхательных путей, заболеваниям
    желудочно-кишечного тракта, нервной возбудимости и пр."). Ничего
    себе "повезло на здоровеньких"... Даже не представляю себе, что
    бы из них вышло, если бы не нашли "профилактические" меры,
    предпринимаемые с младенчества.
     
    Говорят нам и так:
     
    -- Это вы смелые, потому что вас ни разу еще не прихватило как
    следует. Вот стрясись что серьезное, сразу откажетесь от своих
    "снежных процедур".
     
    Стряслось -- не отказались. Вот как это было. Случилась у нас в
    семье пневмония -- за 17 лет первый раз, у двухлетней Любочки --
    осложнение после гриппа. Не уследила я, с температурой отпустила
    гулять совсем налегке, как всегда, а погода была осенняя,
    промозглая... До сих пор вспоминаю с ужасом, как она в
    беспамятстве лежала у меня на руках в приемном покое больницы,
    как мы долго уговаривали дежурного врача положить и меня вместе
    с ней в палату, как я не могла никак уйти от больничной двери и
    как подкашивались у меня ноги, когда я спозаранку пошла
    узнавать: как? что? Состояние дочурки было тяжелым, несколько
    дней все мы жили от одного посещения больницы до другого... Да
    что говорить -- каждый, у кого тяжело болел ребенок, пережил то
    же. А мы с этим столкнулись впервые. Вот когда я поняла
    по-настоящему, каково это, когда болеют дети... Наконец дочку
    выписали. И конечно, первые дни мы боялись на нее дохнуть.
     
    -- Уж теперь небось не пустите ее по снегу босиком? --
    спрашивали у меня.
     
    -- Пущу обязательно, -- говорила я, -- потому что не хочу, чтобы
    это повторилось. -- Но, говоря так, я еще не знала, как я это
    буду делать.
     
    Что же вышло? Вот отрывки из дневника:
     
    31.10.73 г. "Любу выписали из больницы".
     
    2.11. "Повысилась температура до 38,50"
     
    9.11. "Впервые после болезни минут 20 бегала босиком по полу и
    сопротивлялась надеванию рубашки".
     
    17.11. "Заболела снова. Температура 38,50, мелкая сыпь: коревая
    краснуха".
     
    3.2.74 г. "Люба снова бегает по снегу босиком!"
     
    Со времени выписки из больницы прошло три месяца, всего три! Но
    для того, чтобы уже на девятый день после выхода из больницы
    "сопротивляться надеванию рубашки", надо было, чтобы Любаша
    намного раньше уже испытала радость и удовольствие от хождения
    в одних трусиках. Значит, и тут выручила наша "голопрофилактика"
    -- раннее закаливание без закаливающих процедур.

          Без лекарств

     
    Б. П.: Напомню, что, избавившись от простудных заболеваний, мы
    избавились примерно от 90 процентов всех детских болезней.
    Осталось лишь 10 процентов, в основном грипп и детские
    инфекционные болезни. Их наши ребята обычно переносят легко --
    без лекарств и лечебных процедур, иногда и без повышения
    температуры. Высокая температура держится день-два, мы ее не
    стараемся искусственно сбить ни аспирином, ни другими
    лекарствами, потому что считаем, что организм должен сам
    бороться с болезнью, от этого иммунные силы его растут. Так и
    выходит: болезнь протекает бурно, остро, выздоровление наступает
    быстро и, как правило, без всяких неприятных последствий и
    осложнений -- мы это заметили уже у первых малышей и совершенно
    отказались не только от самодеятельного пичканья детей
    лекарствами, но даже и врачей просим не выписывать их, особенно
    антибиотиков, все равно мы их не даем.
     
    Л. А.: Как-то Антон, отыскивая анальгин (попросил дедушка),
    устроил "ревизию" в нашей аптечке -- вывалил все ее небогатое
    содержимое на стол, начал копаться в пестрых пакетиках и
    коробочках и вдруг... расхохотался:
     
    -- Мам, да ты посмотри -- у нас тут все лекарства десятилетней
    давности!
     
    Я даже не поверила. Но он мне показывал одно лекарство за
    другим: срок годности истекал в 1966, 1967, 1968 годах. А шел
    уже 1977-й! Я припомнила: тогда года полтора жила у нас бабушка
    Валя, которая часто прихварывала, вот и остался от нее в
    наследство весь этот лекарственный "запас".
     
    Так, значит, совсем не лечим? Нет, лечим: постель, малиновое
    варенье, чай с лимоном, мокрая повязка на лоб, горячее молоко с
    медом, если хочется есть, что-нибудь любимое, нет аппетита --
    насильно ничего не даем... Что еще? А еще... сказки или
    какие-нибудь веселые истории, которые мы читаем или рассказываем
    больному по очереди.
     
    Иногда ребятишки шутят: "Поболеть бы немножко: все за тобой
    ухаживают, книжки читают, варенье дают -- хорошо!"
     
    Ну, конечно, бывают случаи и сложные, когда не до сказок, не до
    шуток. Я уже рассказывала о том, как болела пневмонией Любаша.
    Перенесла операцию по поводу аппендицита девятилетняя Юля. С
    подозрением на дизентерию пролежал в больнице двухлетний Алеша.
    Особенно горько было нам, когда во второй раз в больницу, уже
    школьницей, попала Люба -- снова пневмония. И опять вина тут
    была моя, а вернее моя постоянная сверхзанятость (матери так
    нельзя!): не выдержала ее в постели, не вылечила до конца грипп,
    а повторно заболеть пневмонией оказалось куда проще.
     
    Подведем некоторые итоги. Из семерых детей за 18 лет побывали в
    стационаре лишь трое, всего четыре раза. Вызываем мы врача на
    дом и обращаемся в поликлинику по поводу болезней всех семерых
    до семи-восьми раз в году, хотя по существующим статистическим
    "нормам" наша семья должна бы беспокоить врачей только из-за
    детских болезней до ста раз в году. А у нас были годы, когда
    совсем не было необходимости обращаться к врачу.
     
    Однажды из-за этого даже конфуз получился. Пошла я записывать
    кого-то из младших на прием к зубному врачу. Прихожу в
    поликлинику, иду в регистратуру...
     
    -- Мы здесь детей не обслуживаем, идите к детскому врачу, --
    сердито сказали мне из окошечка.
     
    -- А где он принимает?
     
    -- Да вы что, не знаете, где у нас детская консультация? --
    удивилась регистраторша. -- Приезжие, что ли?
     
    Мне было и неловко и смешно. Больница вот уже два года была
    размещена в новом здании, а я попала сюда только первый раз. К
    этому можно еще добавить, что бюллетенила я из-за детей в
    течение 17-18 лет всего шесть-семь раз, хотя годовым отпуском
    после рождения ребенка ни разу не пользовалась, то есть выходила
    на работу сразу по окончании декретного отпуска, когда малышу
    исполнялось не больше трех месяцев. Мне не страшно было:
    ребятишки росли здоровыми, и мы с отцом могли спокойно работать
    и справляться со всеми своими многочисленными обязанностями.

          НАС СПРАШИВАЮТ: А ЕСЛИ РЕБЕНОК ЧАСТО ПРОСТУЖАЕТСЯ?

     
    Л. А.: Вполне возможно, что, увидев в оглавлении такой вопрос,
    вы откроете нашу книгу как раз на этой странице -- слишком уж
    это больная проблема для многих родителей: как закалить ребенка,
    подверженного простудам, уже привыкшего к постоянному
    перекутыванию?
     
    Раньше в ответ на подобный вопрос мы только руками разводили:
    "Нет у нас такого опыта, не имели мы дела с изнеженными детьми,
    поэтому не можем предложить методики их закаливания. Мы
    представляем, как не доводить ребенка до такого состояния, но
    как вывести из него, не знаем". Мы говорили и видели такие
    разочарованные лица, такие огорченные глаза, что... не
    выдерживали этих взглядов и пытались хоть как-то подбодрить --
    ничего, мол, не отчаивайтесь! -- и даже пробовали давать
    какие-то не очень вразумительные советы.
     
    Со временем мы почувствовали, что уходить от этого вопроса
    нельзя, что надо собрать все, что мы знаем, что наблюдали, что
    сами испытали, и рассказать об этом.
     
    Это не инструкция, не методика (мы не специалисты, чтобы их
    давать), это опыт. Мы будем рады, если он хоть немного вам
    поможет.
     
    Самое трудное -- преодолеть собственную свою боязнь и приобрести
    какую-то долю уверенности в том, что ваши усилия обязательно
    приведут к успеху. Некоторым в таких случаях помогает
    психологическая подготовка: какое-то время надо отдать на
    чтение, размышление, на обсуждение с близкими (чтобы не было
    раздоров и разногласий!), как перестроить общий уклад жизни. Это
    неизбежно, ибо одними закаливающими процедурами, не изменяя
    условий жизни ребенка, едва ли можно добиться значительных
    сдвигов.
     
    Если вы, допустим, начнете водные обтирания и обливания, но при
    этом на прогулку будете своего сына снаряжать по прежнему как на
    северный полюс, а дома будете опять бояться лишний раз открывать
    форточку и не снимете с него колготок и теплых рубашек, то толку
    от такого "закаливания" не будет.
     
    Опыт подсказывает, что не довеском, не добавкой должно быть
    закаливание, а изменением всего образа жизни, приближением его
    к более спартанскому, не изнеживающему, а закаливающему как бы
    само собой -- в этом, по-нашему, должна состоять ваша конечная
    цель.
     
    С чего можно здесь начать? Нужно, например, отказаться от
    высказываний типа: "Не подходи к двери -- простудишься", "Не пей
    холодную воду -- горлышко заболит", "Мороженое тебе нельзя --
    кашлять будешь", то есть вообще отказаться от упоминай болезней
    при ребенке -- не пугать его ими, не предполагать, что они у
    него обязательно будут. Хорошо бы дальше научиться говорить
    вместо: "Оденься теплее! Повяжи шарф! Надень еще одни теплые
    носки..." -- хотя бы так (как бы советуясь с ребенком,
    предоставляя ему право решать самому): "Ну, что мы сегодня
    наденем? На улице морозец, но несильный, симпатичный такой
    мороз. Стоит или не стоит еще носочки надеть?" Если малышу
    захочется надеть поменьше одежек, похвалите его -- это уже
    победа.
     
    Легче всего начинать с освобождения от одежды в комнате. Причем
    начинать не ребенку, а... самим взрослым. По собственному опыту
    знаем, что давление на малыша ни к чему хорошему привести не
    может, если он сам не будет стремиться к тому же, чего хочется и
    его родителям. Вся задача поэтому, на наш взгляд, и сводится к
    тому, чтобы возбудить у самого ребенка желание полегче
    одеться, снять одну из двух рубашек, надеть носки вместо
    колготок, а потом и ступить на пол босичком. Может быть, первым
    покажет пример отец (а мама его похвалит) или мать (тогда папа
    порадуется за нее). Главное, чтобы было понятно, что это
    хорошо. Но к самому малышу не следует при этом приставать с
    упреками, мол: "Что же ты, смотри, какой папа молодец, а ты..."
    Зато первую же его попытку: "А я тоже хочу..." -- встретить
    одобрением: "Молодец, ты совсем как папа!"
     
    То же самое можно проделать и с водными процедурами: во время
    купания сначала не ребенка обливать прохладной водой, а
    кому-нибудь из взрослых самому облиться: "Эх, хорошо, приятная
    водичка!" А у малыша спросить: "Хочешь?" Не захочет -- отложить
    раз-другой, а захочет, то облить его действительно приятной (не
    слишком холодной!) водой да похвалить его при этом. А потом
    растереть досуха, приговаривая что-нибудь веселое, вроде:

            Отчего течет вода
            С этого младенца?
            Он недавно из пруда --
            Дайте полотенце!

     
    А в следующий раз пусть малыш сам определит, какой водой его
    облить: потеплей или похолодней... как папа? Эта маленькая
    хитрость, как правило, действует безотказно: малышу очень
    хочется быть "как папа, как мама". Значит, нам самим -- ничего
    не поделаешь! -- надо становиться все лучше, а заодно бодрее и
    веселее. Радость и смех малыша, его "Еще, еще!" -- вот ключ и к
    успеху и гарантия того, что все идет нормально.
     
    Ну а если вдруг снова насморк? Встретьте его без уныния и паник,
    даже, если сможете, с шуткой:
     
    -- Это из тебя, наверное, распоследние простудинки вытряхиваются
    -- пусть, не страшно.
     
    Очень важно внушить ребенку (и себе) уверенность в том, что он
    очень здоровый, крепкий и никакая хворь ему не страшна.
     
    Б. П.: Вот еще одно важное наблюдение: переход к новому укладу
    жизни не должен быть слишком резким и "волевым": необходима
    известная постепенность, зависящая в основном от настроения и
    успехов самого ребенка. Но и затягивать этот переход не надо.
    Видимо, месяц-полтора, не больше двух -- самый подходящий для
    этого срок. За это время организм может уже в основном
    приспособиться к новым условиям -- это одно. А другое вот что:
    ребенок не может долго на чем-то сосредоточиваться, а здесь надо
    воздействовать на его психику, настроить его на иное восприятие
    жизни. Это следует делать насыщенно, в темпе. Лучше всего
    воспользоваться для этого летним отпуском и дачными условиями,
    когда можно пустить в ход сразу три закаливающих фактора:
    солнце, воздух, воду. И не забыть еще одно, чрезвычайно важное
    -- движение, движение, движение: не лежать, а ходить, не
    ходить, а бегать, не перешагивать, а перепрыгивать, не сидеть в
    гамаке, а... лазить по какому-нибудь развесистому дереву... --
    обо всем этом мы расскажем в следующей главе, а пока придется
    остановиться еще на одном вопросе, с которого обычно начинают,
    когда говорят о здоровье, а мы, наоборот, отодвинули его в самый
    конец.

          "ПРОБЛЕМА" ПИТАНИЯ

     
    Л. А.: То, что мы поставили слово "проблема" в кавычки,
    разумеется, не означает нашего пренебрежительного отношения к
    этому важному вопросу. Забота о питании всегда будет для
    человечества первостепенной, а для любой семьи, безусловно,
    значительной. Мы имеем в виду другое: в проблему превращают
    нередко то, что, по нашему мнению, проблемой вовсе не является.
    То и дело матери жалуются: "Совсем ничего не ест, прямо
    измучилась. Только со слезами да с уговорами едва-едва полпорции
    впихнешь в него, и все. Что делать?" Вот и "проблема": как
    впихнуть в ребенка его норму полезных, витаминозных,
    разумеется, калорийных, особо питательных веществ? И вот:
    индивидуальное меню, ежедневное разнообразие, чуть ли не
    ресторанная сервировка, отдельная от семьи торжественная трапеза
    с увещеваниями, спектаклями, угрозами: "Пока не съешь, не
    выйдешь из-за стола". Последнее хотя и не рекомендуется, но все
    же никак не исчезает из практики этого "священного действа". Так
    бывает в детских садах, в школах, что уж говорить о семьях. Даже
    стихи и сказки сочиняются с таким "гвоздем морали": хорошая
    девочка Маша здоровая и веселая потому, что она съедает весь
    обед, а плохой мальчик Вася -- хилый и слабый, потому что не
    любит манной каши.
     
    Мы считаем это не только совершенно противоестественным, но даже
    без нравственным, потому что все эти усилия вызывают в конечном
    счете если не отвращение, то пренебрежение к еде, результату
    огромного труда многих людей.
     
    Одно лето трое наших ребят отдыхали в пионерском лагере.
    Вернувшись, они с возмущением рассказывали мне, как много
    хорошей еды оставалось на тарелках; ее трижды в день собирали в
    огромные кастрюли и скармливали свиньям или даже выбрасывали.
    Вот где проблема без всяких кавычек: как стало обычным,
    привычным, незаметным такое безобразное расточительство, по
    существу, настоящее нравственное преступление? А начинается-то
    все с невинного: "Съешь за маму, съешь за папу", "Ну еще хоть
    немножечко!"
     
    Даже если подойти к еде с чисто физиологической стороны, и то,
    кроме вреда (перекорма, ожирения), ничего не выходит из этого
    насильственного вскармливания по раз и навсегда установленным
    нормам. Ведь желание есть зависит от многих причин, главная из
    которых, на наш взгляд, элементарна: человек должен
    проголодаться. И все, и никаких сложностей. У нас в семье эта
    проблема и не возникала, потому что: "Хочешь -- ешь, не хочешь
    -- не надо, но уж до следующей еды никаких кусков". Исключения,
    конечно, бывают, особенно для малышей, но уговаривать и охать по
    этому поводу никому даже и в голову не приходит. В результате у
    всех ребят отличный аппетит, не нуждающийся, кстати сказать, ни
    в специальной психологической подготовке, ни в изысканной
    сервировке, ни в специальных блюдах.
     
    На последнем придется остановиться подробнее. Сколько раз мне
    приходилось и читать и слышать о том, что детям необходимо
    отдельное меню, соответствующее их возрасту. И всякий раз это
    вызывает у меня недоумение и грустную улыбку: на кого рассчитаны
    эти рекомендации? Можно подумать, что в каждой семье есть повар,
    или кухарка, или, по крайней мере, освобожденная от всех иных
    дел бабушка. Даже если в семье двое детишек, годовалый и
    пятилетний, то уже следует готовить каждый раз три варианта
    разных блюд: маленькому отдельно, старшему соответственно тоже,
    а взрослым тоже что-то свое. Некоторые женщины пытаются это
    делать и...
     
    -- Ох эти разносолы -- все свободное время у плиты торчу! --
    жаловалась мне одна знакомая. -- Больше ни на что времени не
    хватает!
     
    Когда же я в ответ заикнулась: мол, можно бы и попроще, она
    удивилась:
     
    -- Щи да кашу? Ха-ха! Не то время. Мои мужики (у нее муж и
    пятилетний сын) каши какие-нибудь и видеть не хотят. Мясо
    жареное подавай, а сыну котлетки домашние или курочку...
     
    -- И подаешь? -- спросила я не без иронии.
     
    -- А как же! У меня не семеро по лавкам, во всяком случае, на
    нормальное питание хватает, -- не удержалась от колкости и она.
     
    Мы не поняли друг друга. Ей было жалко моих детей, которые "не
    могут нормально питаться", а мне было грустно по другой причине:
    у этой мамы все время и силы уходят на питание, а на воспитание
    уже ничего не остается.
     
    Я предпочла иное: как только возможно, высвободить время для
    воспитания, для общения с детьми. За счет питания? Нет. Просто
    попыталась найти рациональное решение этой непростой житейской
    задачи. Итак, дано: очень мало времени, не очень много средств и
    семь-восемь и более человек от мала до велика. Требуется: всех
    накормить вовремя, досыта и доброкачественно.
     
    Решение задачи.
     
    Учитываем, что доброкачественность пищи далеко не прямо
    пропорциональна дороговизне продуктов и обратно пропорциональна
    длительности их тепловой обработки. Берем самые разные овощи,
    крупы и... покупаем скороварку.
     
    Учитываем далее, что в семье есть малые дети, которым острые
    блюда, копчености, жирное мясо, костистая рыба и избыток
    сладостей ни к чему. Удаляем все это из общего рациона.
     
    Учитываем, кроме этого, что существует множество продуктов
    (особенно молочных!), уже готовых к употреблению: молоко,
    творог, кефир, сыр, сметана, сливочное и растительное масла,
    мед. Эти продукты -- по возможности и по желанию каждый день.
     
    Наконец, фрукты. Вволю дороговато, приходится делить понемногу
    на всех (обязательно на всех, не только детям!) Кроме того, есть
    ведь и сухие фрукты. Вы думаете, недостаточно? Фруктов, может
    быть, да. Но витаминов? Заморские апельсины, например, можно
    вполне заменить сладкой, сочной (и дешевой!) отечественной
    морковкой, а вместо дефицитных мандаринов всегда можно сделать
    великолепный салат из свежей капусты с зеленым луком и горошком.
     
    Что в результате: овощные и крупяные супы, борщи чаще на мясном
    бульоне, всевозможные каши (манная -- одна из любимейших),
    картошка во всех видах: от печеной в мундирах до жареной;
    особенно любимы тушеная с мясом и пюре макароны с сыром,
    творогом, сметаной, изюмом, жареным луком, капуста, винегрет,
    рыба, рыбные консервы (там есть размягченные косточки,
    необходимые для профилактики кариеса). Ну и, конечно, хлеб,
    молоко, молочные продукты. Праздничные блюда: фруктовый сок,
    пельмени и пироги с самыми разными начинками, печенья
    собственного изготовления, торты, конфеты.
     
    Задача, считаю, в основном решена: времени, сил, средств --
    минимум, но еды вдоволь, она хоть и без разносолов, но свежа и
    разнообразна. И все-таки одна загвоздка есть: как же быть с
    разными возрастами?
     
    Открою два секрета, которые мне помогли решить и эту проблему.
    Об одном я уже упомянула: мы приблизили общий стол к детскому
    рациону, то есть исключили до поры до времени все, что детям
    неполезно (а оно, как оказывается, неполезно и взрослым),
    следовательно, такая перемена получилась никому не в ущерб.
     
    Вторым было вот что: за стол мы всегда садимся всей семьей,
    отдельно я (кроме грудных, разумеется) никого не кормила, хотя
    частенько брала на колени к себе самого маленького и за общим
    столом давала ему попробовать то, что ему было "по зубам":
    ложечку бульона, пюре, киселя, каши -- из того, что ели все
    остальные. Постепенно малыш пробовал самую разнообразную еду и
    никаких трудностей с переходом к новой пище у нас с ним никогда
    не возникало. Ребенок легко привыкал к любой новой для него еде,
    наверное, потому, что начинал с самых маленьких порций и ел
    сколько ему хотелось. Все это полностью освободило меня и от
    специального приготовления пищи для ребенка, и от траты времени
    на его отдельное кормление. Это оказалось очень полезным и еще в
    одном отношении. Малыша за общим столом намного легче было
    приучить к опрятности и умению пользоваться чашкой, ложкой,
    вилкой, хотя опять-таки специального времени это обучение у нас
    не отнимало -- все шло "между делом". При этом я сама вполне
    успевала нормально, не торопясь, поесть, потому что
    обслуживанием за столом уже не занималась -- это обеспечивал
    кто-нибудь из семьи. Малыш -- сидел ли он у меня или у папы на
    коленях, или, позже, на своем высоком стульчике -- был постоянно
    под наблюдением взрослого. Это оказалось очень важно в самом
    начале -- тогда было сравнительно нетрудно приучить ребенка к
    правильному поведению за столом и не приходилось его потом долго
    и нудно переучивать.
     
    Со временем мы четко поняли, что первая же попытка швырнуть на
    пол ложку, размазать кашу или хлопнуть рукой по киселю должна
    быть строго пресечена: можно отодвинуть еду, отобрать ложку,
    даже высадить из-за стола. Первая же! А если надо, и вторая и
    третья. Тогда дальше будет легко. Если же начать уговаривать или
    наказывать после десяти размазываний, на которые не обращали
    раньше внимания, то скандалов, капризов и нервотрепок не
    избежать. Думаю, с самого начала должно быть несколько четких
    запретов: нельзя ничего разливать и пачкать, нельзя крошить,
    бросать хлеб и играть с ним, нельзя (для детей постарше)
    оставлять после себя объедки, куски хлеба, еду на тарелке. Для
    этого мы всегда спрашиваем: сколько положить? Если малыш не
    рассчитал и никак не может справиться, отложим: "Доешь потом".
    Иногда ему могут помочь папа или мама. Но выбрасывать -- ни-ни,
    это преступление!
     
    Когда приходила пора (у нас это было в 1 год -- 1 год З месяца)
    и ребенок сам тянулся за ложкой -- не для игры, а чтобы
    попробовать ею есть, мы давали ему ложечку, маленькую, удобную
    для него. Но давали (в первый же раз!) правильно, не в кулак и
    не в щепоть, а как полагается, и придерживали его непослушные
    пальчики своей рукой. Фактически на первых порах приходилось
    держать ложку вместе с ним и помочь ему донести кашу не в ухо,
    не к щеке, а в ротишко. И так изо дня в день может пройти целая
    неделя. Приходилось набираться терпения. Затем мы постепенно
    пробовали отпускать ручку малыша. При этом каждый раз давали
    ему ложку только правильно, следили за тем, чтобы он иначе ложку
    во время еды не брал. И не ругали за неудачу, а хвалили, когда
    получается. А уж когда малышу удавалось самому съесть несколько
    ложек каши (я ее варила не слишком жидкой для начала), то мы
    устраивали даже маленький праздник: дарили, например, ему особую
    ложку с его инициалами.
     
    На все эти "мелочи" у взрослых часто не хватает терпения и
    умения (хотя ссылаются они при этом на нехватку времени), а это
    как раз не мелочь -- в этом тоже рождается самостоятельность.
    Надо обязательно помочь этому важнейшему процессу в развитии
    ребенка, не пожалеть на это времени, не прозевать самые первые
    его проявления ни в чем -- это сторицей окупится потом.
     
    Что-то у меня получается все не про здоровье, а про другое,
    совсем с ним и не связанное.
     
    Б. П.: Ну и что же, в конце концов, ведь мы же писали еще в
    первой своей брошюре "Правы ли мы?", что не согласны с
    поговоркой: "Слаб, потому что мало каши ел". Это тогда, когда
    люди голодали, она отчасти была справедливой, да и то только
    отчасти. И сила и здоровье куда больше зависят совсем от
    другого. К этому мы сейчас и перейдем.